Я обреченно закрыл глаза. Герой должен встретить смерть достойно. Существу, способному менять структуру пространства-времени, мне нечего противопоставить. Кроме того, мне не разобраться сходу в детской психологии.

Мимо меня шмыгнул Барт. Я открыл глаза и впервые увидел, на что способен мой маленький тихий повар.

Началась битва, равной которой мне никогда не приходилось наблюдать. Гуга, играясь, меняла структуру разных предметов, включая и мой корабль. Барт же, пользуясь способностью к личной трансформации, пытался ей помешать. Разумеется, он не мог остановить процесс распада переборки, взбреди такое в голову гуге, но он мог ее отвлекать, правильно распознав в ней всего лишь ребенка, не умеющего толком управлять своими желаниями. Своим же телом Барт владел виртуозно. Гуга пыталась делать дыры в корабле - Барт тут же трансформировался в какие-то удивительные игрушки-головоломки, отвлекая ее внимание. Так, конечно, он долго продержаться не мог: его быстрота и ограниченный набор функций не могли сравниться с рассеянной и детской, но безграничной мощью гуги. Еще немного, и атомарная структура корабля преобразовалась бы в охапку цветов или вазочку с мороженым...

– Хочешь трдло?
– вдруг спросил Барт.
– На реакторном стержне?

Гуга застыла и рьяно принялась рыться в мозгах Барта, отыскивая смысл неизвестного ей слова. Они замерли друг против друга. Тельце Барта шло рябью, раз за разом он восстанавливал свою структуру после атак гуги. А я с ужасом подумал, что было бы, окажись я на месте робота: гуга мгновенно превратила бы меня в никчемную слизь. Я похвалил себя за удачное приобретение.

Гуга, наконец, разобралась с трудным словом.

– Надо тесто с сахаром и колечком печь на стержне? Не, ты гонишь! Это ж фотонная ракета!

– Так сделай реактор сама, можешь?
– тут же озадачил ее новым предложением мой находчивый робот.

– Ну! А ты фартовая жестянка! Пошли играть. И пузыри сделаешь?
– Спрашиваешь!
– в тон гуге отозвался Барт.

Они резво умчались куда-то, взявшись за руки, а я залпом допил холодный кофе.

Барт, успевая выполнять ежедневные обязанности, прекрасно поладил с Гу. Она больше не досаждала мне. Я спокойно занимался вычерчиванием курса и мелким ремонтом.

Чем быстрее летела ракета, тем быстрее бежало снаружи время. Когда все знакомые галактики остались далеко позади, скорость "Фотонного мотылька" возросла настолько, что время стало меняться даже внутри. У меня, понятно, на такой случай давно была сделана прививка. А вот Гу начала стремительно взрослеть.

Роковая метаморфоза произошла с ней после ускорения вблизи одного далекого квазара. Точнее, вблизи того места, где он должен был находиться. Квазар успел давным-давно исчезнуть, хоть его свет, сильно смещенный в красную область спектра, все еще регистрировался на Земле. Я как раз шел в рубку проверить показания приборов, и тут мимо меня продефилировала она, Гугиня. Прекрасная, как восходящая над Юпитером Ио. Мое лицо, должно быть, уподобилось красному пятну на этом самом Юпитере, а кровь забурлила с не меньшей скоростью, чем его ураганы.

В поведении Гугини произошли разительные перемены. Ее детская настырность и беспардонное любопытство сменились полным игнорированием меня, Радия Мирного. Смутное огорчение и беспокойство росли и мешали работе. Я смотрел на датчики метеоритных потоков, а видел ее гибкую фигурку в блестящем шелковом платье. Она была словно россыпь звезд ребра нашей Галактики...

Проклятье! Я для нее, видимо, был как вид Фобоса с Марса. Ее способности были направлены только на собственную внешность, корабль она оставила в покое, что не могло не радовать.

Барт больше не развлекал гугу радиоактивным трдлом. Он как-то вытянулся, вырос, подобрал все торчащие металлические жгутики, которые так нравились мне в начале путешествия. Стал мягким, упитанным котом. И все больше предпочитал ходить на задних лапах, повязавшись передником. Он напоминал мне степенного английского дворецкого из старых любимых романов. Глаза Барта стали совсем человеческими. Умные, печальные, проницательные, они украшали его строгую кошачью морду.

Однажды Барт попытался подарить Гугине цветок кактуса из кашпо в спальне, но я кинул в него тяжелым справочником по сопромату. Сам не знаю почему, но такая его выходка меня возмутила несказанно.

Однако еще больше я был потрясен другим событием. Как-то корабельным утром меня разбудили звуки музыки, "Серенады Солнечной долины". В кают-компании стулья были отодвинуты к стене, а посередине под "Чаттануги-чучу" азартно отбивал чечетку Барт. На нем были лакированные ботинки с толстыми каблуками. И изящный кремовый костюм в полоску - я такой давно хотел купить в Париже. Гугиня скользила вокруг кота в легком танце. Она улыбалась! И кому!..

– Ах ты, морда кошачья! Какого дьявола здесь происходит?!
– я поискал было, чем швырнуть в Барта, но ничего не попалось под руку, и в сердцах выскочил вон, хлопнув дверью.

Вообще, отрывисто размышлял я, Барт уже мало походил на кота. Не в ботинках, конечно, дело... Явно не кошачьи пропорции тела, уверенный разворот плеч. И улыбка. И уши потеряли пушистую кошачью треугольность, спрятались за отросшими черными волосами.

Противоречивые чувства охватили меня. Неприятно, что она так ему улыбалась. Но одновременно я с приязнью думал, что теперь смогу сыграть с Бартом в шахматы и выпить с ним коньяку. Барт-кот в шахматы не играл и от коньяка виновато отказывался, не мог удержать в лапе пешки и рюмку - после драки с гугой-девочкой у него стала заедать трансформация конечностей. Да и потом - не пить же мне с котом, в конце концов!