– Шумихи будет, – присвистнул он.

– Ты даже не представляешь, сколько, – вздохнула я. – Ее не просто убили и бросили в лесу, тело расчленили.

– Подозреваемых, само собой, нет? – догадался Лазарь.

– Сколько угодно.

– Интересно. – Он придвинул стул и оперся локтями о стол, приготовившись слушать.

– Например, ее любовник и его жена.

– Многообещающе, – кивнул он. – Значит, дело не тупиковое.

– Это на первый взгляд. Любовник этот – ее непосредственный начальник, – пояснила я.

– У-у, товарищ при погонах, которому не нужна лишняя шумиха!

– И кажется, он был не единственным, с кем она спала. Так что поле для деятельности огромное. Учитывая, что вполне могут нарисоваться субъекты, проходящие по расследуемым ею делам.

– Которым смерть следователя только на руку? – закончил мою мысль Лазарь.

Я сделала глоток вина, чтобы заглушить боль в голове, которая возникла при мысли, сколько всего еще предстоит проверить и узнать по ходу расследования смерти Ефременко.

– А где ты ее встретила? – задал он вопрос, который я так боялась услышать.

– В экспрессе, – пришлось нехотя ответить мне.

– По пути сюда?

– Да, посчастливилось сидеть с ней на соседних креслах.

– А почему ты помогаешь расследованию здесь, а не там?

– Прикомандировали, – не стала я вдаваться в лишние детали. – Думаешь, стоит копать в нашем городе?

– Я бы попробовал, – развел руками Лазарь. – Зачем-то она туда ездила.

Признаться, этот вопрос не давал покоя и мне, но, как правило, более насущные неизменно его заглушали, уводя куда-то на задворки сознания. А может быть, я отчаянно искала предлог остаться в этом городе как можно дольше.

– Предлагаешь вернуться домой?

Лазарь улыбался, глядя прямо мне в глаза, но ничего не отвечал. Это здорово раздражало.

– Успела надоесть? – подколола я.

– Мы, можно сказать, еще не встретились, – начал он, поднимаясь со стула и направляясь ко мне.

Вскоре я почувствовала его теплую руку на затылке, и все тело мгновенно покрылось мурашками. Он наклонился и поцеловал меня в шею.

Через мгновение я забыла и страшную находку в лесу, и образ самой Анны Петровны, живой и невредимой, и дожидавшуюся меня в квартире Глафиры Дмитриевны кабачковую икру. Все перестало существовать. Были только мы двое и наше дыхание, сбивчивое и горячее.

Чуть позже, лежа в темноте его спальни на смятой простыне, я пыталась гнать от себя мысли о том, что где-то над изголовьем кровати Лазарем оставлена надпись, которая уже довольно долго не дает мне покоя. Кажется, она не способна была отпустить меня и сейчас.

Я вела диалог сама с собой, силясь убедить, что этот вопрос может подождать. А что, если нет? Вдруг он исчезнет этой же ночью, пропадет навсегда, и я так никогда и не узнаю ответ. Но знает ли Лазарь его сам? Что это: обрывок воспоминания или жирный намек? Возможно, и он сейчас, держа мою руку в своей, ждет, когда же я произнесу то, что так сложно выпустить наружу. Не исключено, что про себя Лазарь просто ухмыляется и наслаждается своим знанием. Знания всегда дают человеку власть над себе подобными.

Кажется, мое воображение сделало его настоящим злодеем. Разумеется, мужчина не был образчиком ангельского воплощения, но и дьяволом не был. Или мне просто хотелось так думать.

Я протянула руку и зажгла тусклый ночник, стоящий на тумбочке.

– Зачем? – зажмурился Лазарь и прикрыл глаза рукой.

– Хотела у тебя кое-что спросить.

– Это допрос?

– Почему?

– Кажется, в кино в таких случая поступают именно так: светят лампой в лицо.

– Это безобидный ночник, – покосилась я в сторону тумбы. – И от твоих глаз он довольно далеко.

– Выключи, – попросил он.

Прозвучало это удивительным образом и нежно, и настойчиво одновременно. Мне очень хотелось видеть его, но я послушно протянула руку и нажала на кнопку. Комната снова погрузилась во мрак. Но теперь, после того как глаза успели привыкнуть к свету, он казался еще гуще.

– На твоей стене есть надпись, которая появилась не так давно, – начала я, стараясь следить за своим дыханием.

Сердце бешено колотилось, Лазарь молчал. Я испугалась, что он уснет, и быстро продолжила:

– Комбинация цифр и имя.

– Так, – прошептал он в темноту.

– Что это означает?

– Татьяна, – протянул он жалобно. – Мы потратили столько энергии в этой постели, что на разговоры о числах не осталось никаких сил. Я и дважды два сейчас не перемножу.

– Ты помнишь, для чего нужны эти цифры?

– Чтобы напоминать нам о сменяемости времени суток. Сейчас ночь, а это вполне может подождать до утра.

Я замерла в напряжении, а Лазарь, уткнувшись в мои волосы, мерно засопел, словно младенец. То ли занятия любовью действительно так его вымотали, то ли он был превосходным актером. Так или иначе, мне ничего не оставалось, как оставить расспросы и попытаться уснуть.