Будем как солнце!
вернуться

Бальмонт Константин Дмитриевич
Шрифт:

Из книги «Сонеты Солнца, меда и Луны»

Песня миров

1916

«Умей творить из самых малых крох…»

Слово песни – капля меда, что пролился через край переполненного сердца. Испанская песня
Умей творить из самых малых крох. Иначе для чего же ты кудесник? Среди людей ты божества наместник, Так помни, чтоб в словах твоих был бог. В лугах расцвел кустом чертополох, Он жесток, но в лиловом он – прелестник. Один толкачик – знойных суток вестник. Судьба в один вместиться может вздох. Маэстро итальянских колдований Приказывал своим ученикам Провидеть полный пышной славы храм В обломках камней и в обрывках тканей. Умей хотеть – и силою желаний Господень дух промчится по струнам.

Сонеты Солнца

Сонеты солнца, меда и луны. В пылании томительных июлей Бросали пчелы рано утром улей, Заслыша дух цветущей крутизны. Был гул в горах. От солнца ход струны. И каменный баран упал с косулей, Сраженные одной и той же пулей. И кровью их расцвечивал я сны. От плоти плоть питал я, не жалея Зверей, которым смерть дала рука. Тот мед, что пчелы собрали с цветка, – Я взял. И вся пчелиная затея Сказала мне, чтоб жил я не робея, Что жизнь смела, безбрежна и сладка.

1917

Брусника

Огонь, перебегающий в бруснике, Сошел с махрово-огненных светил, Малину и калину расцветил, Неполно пробежал по землянике. Отобразился в страстном счастья крике, У девушки в щеках, играньем сил, Румянец нежным заревом сгустил, Ее глаза пугливо стали дики. И, чувствуя, что в ней горит звезда, Которой любо всюду видеть алость, Она влагает искру даже в малость. Она смеется, а в глазах беда, Проходит, и пылают города, Проводит в мире огненную шалость.

Свеча

Я мыслью прохожу по всем мирам, Моя свеча пред каждою иконой. Но если лес кругом шумит зеленый, Я чувствую, что это лучший храм. Я прохожу неспешно по горам, В них каждый камень истукан точеный. Не райской птицей, а простой вороной Я иногда ведом к высоким снам. Звук карканья неловкой серой птицы Неопытен в разряде звуковом, Но даже в нем есть песня и псалом. Чернильной краской вброшен я в страницы Блестящие. И чую гулкий гром, Когда чуть вьется дымка от криницы.

Вселенский стих

Мы каждый час не на Земле земной, А каждый миг мы на Земле небесной. Мы цельности не чувствуем чудесной, Не видим Моря, будучи волной. Я руку протянул во мгле ночной И ощутил не стены кельи тесной, А некий мир, огромный, бестелесный. Горит мой разум в уровень с Луной. Подняв лицо, я Солнцу шлю моленье, Склонив лицо, молюсь душой Земле. Весь Звездный мир – со мной как в хрустале. Миры поют, я голос в этом пенье. Пловец я, но на звездном корабле. Из радуг льется звон стихотворенья.

Великий обреченный

Он чувствовал симфониями света, Он слиться звал в один плавучий храм – Прикосновенья, звуки, фимиам И шествия, где танцы как примета, – Всю солнечность, пожар цветов и лета, Все лунное гаданье по звездам, И громы тут, и малый лепет там, Дразненья музыкального расцвета. Проснуться в Небо, грезя на Земле. Рассыпав вихри искр в пронзенной мгле, В горенье жертвы был он неослабен. И так он вился в пламенном жерле, Что в Смерть проснулся, с блеском на челе, Безумный эльф, зазыв, звенящий Скрябин.

Из книги «Перстень»

1920

Черный веер

Черный веер, шелк сквозистый, ворожба полночной птицы, Ты навеял сердцу злое взмахом черного крыла. В миг один размеры молний принимает взблеск зарницы, Если зеркало качнешь ты, если ревность ты зажгла. Тусклый месяц встал недобрым, опрокинутый в ущербе, Черный веер, зыбью шаткой, с ним согласно колдовал. О, среди цветов медвяных были пчелы в вешней вербе. Сколько жал вонзилось в сердце. Как бывает пламень ал. Оскорбленная словами, на скале была ты, серна, Оневестилась с безумьем. Пала в пропасть ты до дна, Черный веер в ночь ущерба заклинает достоверно: Стала ты невестой ветра, духам пропасти жена. Но, душой узнав распятье, ты упала до подножья, И Незримые смягчили восемь жутких саженей, Черный веер был разорван, и прекрасна правда Божья, Овоздушенный сияет стройный стебель вешних дней. Что случилось, то случилось. Возрожденно ты красива. В край громов дорога молний. Шум грозы в лазури смолк. Лишь на месте недоступном, на краю грозящем срыва, Как крыло незримой птицы, бьет о камень черный шелк.

Беседка

1
Мне хочется уйти с тобой в беседку, О, милая, вдвоем, вдвоем. Цветущую качнуть тихонько ветку, Цветок увидеть на лице твоем. С влюбленностью, но не томясь тревожно И не томя души твоей, Шепнуть тебе: «Нам все сейчас здесь можно. Дай счастье мне! О, поцелуй скорей!»
2
Ты любишь танцевать по краю, Лесной опушки, может быть, Быть может, пропасти, не знаю, Но пред тобой я предан маю, Нашел цветок, его сжимаю И снова сладко понимаю, Что сердцу хочется любить.
3
Когда ты будешь засыпать, К тебе я мыслями прибуду, Как призрак сяду на кровать И буду ласково шептать: «Люби меня! Доверься чуду!» И ты потянешься слегка. И будет греза глубока. Огонь блеснет по изумруду, Разъятый многозвездный мир, Осеребрив, пронзит сапфир, Даст ход таинственному гуду, И синих вод качнется гладь. И, тень, я лягу на кровать, И целовать тебя я буду.
4
Мне радостно и больно. Вдали идет гроза. Я полюбил невольно Зеленые глаза. В душе качанье звука, В ней радостный рассказ. И больно, что разлука Тебя умчит сейчас.
7
Как метель опушила деревья И одела все сосны парчой, Как туман, собираясь в кочевья, Расцветает горячей грозой, – Так мечта, набросав нам созвучий, Показала в изломе своем, Как красив наш таинственный случай, Как нам нежно и дружно вдвоем.