И в то же время нет.

Вокруг беспородно меняющиеся стены, задние то горит, то нет, в одно мгновение воздух заполняет сигнал тревоги, в следующее — музыка. Вопли перепутались с хаотичной энергией джаза. Я закрываю глаза, когда наш нашими головами раздается треск. Я поднимаю взгляд вверх, чтобы увидеть горящий потолок, а затем Джейкоб толкает меня вперед, через дверь, сквозь завесу Вуали, всего за несколько секунд до того, как на нас падает горящая балка.

В мир возвращается жизнь и цвет, я же сижу на горячем тротуаре перед шумным рестораном, слушая звяканье столового серебра и смех. Запах дыма исчезает с каждым вдохом.

— Могли остаться в комнате отдыха, — говорит Джейкоб, опускаясь на тротуар. — Просто бы отдохнули, как любые нормальные люди.

— Мы не нормальные, — бормочу я, стряхивая Вуаль, словно паутину.

— А вот и ты, — говорит мама, появляясь на пороге. — Проголодалась?

* * *

Мне не страшно возвращаться обратно к Мюриэлю, да и еда выглядит очень хорошо. Дженна и Адан спрятали свое оборудование под столом, а Лукас убирает свои заметки, как только появляются тарелки. У мамы и папы есть кое-какое правило, когда мы путешествуем: я могу заказать всё, что захочу, но каждый может взять себе по кусочку. Поэтому когда я расправляюсь с жареной курицей и печеньем, передо мной оказывается мамин суп Гамбо и папины креветки в панировке. Оказывается, Гамбо — своего рода рагу с рисом. Он насыщенный и полон вкусов, которые я не узнаю на вкус, но вещь потрясающая. Папин гарнир к креветкам напоминает какую-то зернистую кашу, нечто такое, что должно было раствориться, но что-то пошло не так. Но уговор — есть уговор, поэтому я готовлюсь и пробую ту крупу, и это…вкусно. Она соленая, маслянистая и простая, сливочная, но не жирная. Напоминает бутерброды с сыром на гриле и куриные нагетсы, ту еду, что я всегда ем, когда больна, мне грустно или устала.

Еда успокаивает.

Я беру еще одну ложку, и папа предлагает поменяться тарелками, но я думаю, что останусь со своей жареной курицей. Оглядываюсь вокруг, пытаясь увидеть Джейкоба. Вижу, как бродит от стола к столу, подслушивая разговоры других людей. Подсаливает коктейли, сбрасывает салфетки, наблюдает за людьми, которые его не видят. Он бродит по кухне и возвращается через несколько минут, выглядя бледным.

— Тебе не захочется знать, как они готовят лобстера, — говорит он.

Я закатываю глаза.

Когда все наедаются и тарелки убраны, Адан опирается локтями на стол и говорит:

— У меня есть для вас история о призраках.

Все оживляются.

— Речь пойдет о ЛаЛори, — добавляет он, и настроение за столом меняется.

— Что это? — интересуюсь я. Я вспоминаю имя из списка мест в плане.

— Особняк ЛаЛори, — объясняет Лукас тихим и напряженным голосом, — считается самым наводненным призраками местом в Новом Орлеане.

— И не зря, — добавляет мама, и на этот раз призрачная тема не так веселит её. На лбу появляется складка, а рот похож на бледно-розовую линию.

— А что там случилось? — интересуюсь я, оглядываясь, но никто не хочет отвечать.

Адан откашливается и продолжает.

— Верно, — говори он, — у особняка ЛаЛори ужасное прошлое, но эта история не о прошлом. Она довольно новая. Это случилось всего несколько лет назад. Знаете, люди продолжают покупать этот дом, но никто не задерживается там слишком долго. Один знаменитый актер выкупает дом и просит своего друга переночевать там, чтобы присмотреть за собственностью. Одного.

Мы с Джейкобом обмениваемся взглядами, но мне не нужно читать мысли друга, чтобы понять, о чем он думает. Нет.

— Ложится она, значит спать в ту же ночь и засыпает, но вдруг у нее звонит телефон. Она не отвечает, сбрасывает звонок. Через час он звонит вновь. На этот раз она сердится, поэтому ставит телефон на беззвучный, а потом снова пытается заснуть. Час спустя ей снова звонят, и она, наконец, смотрит кто же звонит ей посреди ночи.

Адан позволяет вопросу повиснуть в воздухе над столом. А потом он улыбается, как это делает мама, когда переходит к лучшей части истории.

— Это был звонок со стационарного телефона в дома, — говорит он. — А ведь она была дома одна.

Стол разражается шумом.

Дженна говорит «БОЖЕМОЙ», а мама аплодирует, папа смеется и качает головой, а у меня по коже бегут мурашки, те, которые мне нравятся, когда не ни страха, ни опасности, лишь ощущение жути, когда услышал хорошую страшилку.

— Ну, на этой ноте, — говорит мама, когда мы поднимаемся со своих мест, — готовы к сеансу?

Глава шестая

Если последуете за мной…

Голос принадлежит Алистеру Блану, спиритисту отеля Кардек.

— Верный титул — Мастер Спиритизма, — сказал он, когда встретил нас в лобби этим вечером. Очевидно, Лукас узнал расписание сеансов для нас вчера днем, после нашего с мамой, полного энтузиазма, «да» в Кафе-дю-Мон.

Мастер Спиритизма маленький белый человек, с короткими седыми волосами и цепким взглядом, длинный тонкий нос венчает пара маленьких круглых очков. И он в данный момент ведет нас через дверь рядом с медным бюстом Кардека в темный коридорчик, такой темный, что мы практически наощупь идем до самого конца. Он отодвигает край бархатной занавески и придерживает ее для нас.