На самом деле брежневские годы, как позднее вспоминал его советник по международной политике Георгий Арбатов, были «апофеозом бюрократии». Сам Арбатов являлся членом ЦК с 1976 по 1990 г., но обладал относительной независимостью как директор академического института. Подвергавшееся репрессиям при Сталине и беспрерывным реорганизациям при Хрущёве партийно-государственное чиновничество получило при Брежневе шанс сполна насладиться периодом стабильности. Руководящие должности стали практически пожизненными, а бюрократия — перманентной. Секретари обкомов и министры правительства имели возможность оставаться на своих постах по 15–20 лет. Если в их области дела шли не слишком хорошо, их отзывали на год-два в аппарат Центрального Комитета, после чего избирали (а фактически — назначали) на аналогичный пост в другом регионе. Некомпетентных министров перемещали по горизонтали в другие министерства или создавали под них новые. Совсем не поддававшихся исправлению отправляли послами за границу. С точки зрения Арбатова, верхние слои номенклатуры при Брежневе превратились в своего рода дворянство. Они пожизненно сохраняли должности и целый ряд привилегий в виде жилья, медицинского обслуживания, высокого уровня жизни и даже особых похорон, отделявших их от остальных граждан. Создавались целые сети семейных или клановых объединений, поскольку дети элиты проводили время вместе, заводили знакомства и даже женились в своём кругу [683] . К 1970-м гг. образовались целые династии партийных функционеров, которые стали приобретать законченные черты особой касты, или бюрократического эксплуататорского класса [684] .

Преимущества от вхождения в состав элиты к тому времени имели обширный характер, что подтверждается многочисленными мемуарами, интервью и опросами. Один эмигрант-социолог утверждал, что в каждом городе и областном центре существовали красивые, скрытые в зелёных насаждениях особняки, именовавшиеся санаториями, гостевыми домиками или даже саунами. Хотя официальные решения принимались на заседаниях Политбюро или коллегий министерств, но их предварительное обсуждение происходило именно в таких апартаментах в непринуждённой обстановке. Там была изысканная кухня, подавались марочные вина, имелись биллиардные столы, фортепиано, иностранные газеты и журналы, на стенах висели картины талантливых художников. Эти клубы для членов Центрального Комитета были доступны только немногим избранным, в них имелись отдельные комнаты для самих руководителей, постоянными посетителями являлись министры, адвокаты и директора предприятий наряду с «амбициозными балеринами, певцами, желавшими добиться успеха, и женщинами, единственными достоинствами которых были молодость и красота» [685] . Кроме того, элита пользовалась специальными магазинами, домами отдыха, медицинскими учреждениями, охотничьими домиками, где высокопоставленные охотники могли всегда рассчитывать на добычу. Впрочем, некоторые из них охотились неспортивно, используя ракеты с тепловым наведением или вертолётные пулемёты [686] . Сам Брежнев слыл страстным охотником, одним из тех, кому успешная охота была гарантирована. В заказнике для членов Политбюро «Завидово» кабанов начинали прикармливать за неделю до его прибытия, и они с готовностью выходили к приготовленной платформе, но на всякий случай поблизости находился опытный егерь, стрелявший по кабанам одновременно с генеральным секретарём [687] .

Ещё одной привилегией считались зарубежные поездки или возможность пользоваться гостеприимством братских компартий. Такие поездки стали обычным делом начиная с 1950-х гг. одновременно с налаживанием контактов СССР с зарубежными странами. Ближе к концу его существования система подобных контактов была отлажена полностью, о чём можно судить но архивным документам. Так, например, в 1990 г. заместителю заведующего международным отделом ЦК Карену Брутенцу было разрешено выехать в Австрию на отдых и для консультаций с местными товарищами [688] . Целая группа партийных работников с жёнами и переводчиком выезжала в Италию по приглашению местной компартии [689] . В том же году ещё одному партийному работнику позволили вместе с женой провести отпуск на Мальте по приглашению местной лейбористской партии [690] . В октябре 1990 г. секретарь ЦК и член Политбюро Александр Дзасохов ездил с супругой в Грецию, а ещё одна группа руководящих работников выезжала на отдых в Китай [691] . В партийных архивах сохранилось немало дел, связанных с обращениями членов элиты, преимущественно касавшимися обеспечением их жильём. Например, были выделены квартиры для уходящего на пенсию первого секретаря Ульяновского обкома партии Юрия Самсонова или для члена ЦК Валентина Купцова и его дочери [692] . Параллельно осуществлялись мероприятия по продовольственному снабжению элиты. Например, в 1980-е гг. в Казахстане до 30% продаваемого мяса распределялось по закрытым каналам, к которым имела доступ только номенклатура [693] . Дополнительная забота проявлялась о литературе для элиты. Существовал специальный список запрещённой литературы, доступной только для членов Политбюро и Секретариата, и ещё один, по которому снабжались книгами все члены Центрального Комитета [694] .

Партийные чиновники настойчиво опровергали слухи в отношении «фантастических привилегий», которыми они пользовались [695] . Горбачёв, выступая на встрече с итальянской прессой, назвал их «так называемыми привилегиями» и настаивал на том, что отсутствие неравенства в Советском обществе делает его «одним из самых политически устойчивых обществ в мире» [696] . «Единственная привилегия, которой мы все пользуемся, — заявил на XIX партконференции первый секретарь рескома Коми АССР, — это право работать по 12–14 часов в сутки, не заботясь о своём здоровье или о том, как провести свободное время» [697] . «Средняя заработная плата партийного работника находится на 26 месте в перечне сопоставимых профессий, и это при 14-часовом рабочем дне, включая субботы, — писал ещё один из партийных чиновник, затрагивая эту проблему. — У партийных работников есть, конечно, собственные столовые, но в них нет ничего роскошного, а цены такие же, как и в других предприятиях общественного питания. Закрыт специальный магазин на улице Грановского в центре Москвы, в прошлом обслуживавший высокопоставленных чиновников. Многие из них из-за напряжённой работы страдают сердечно-сосудистыми заболеваниями» [698] . «Партийные работники, — пояснял инструктор райкома из Московской области в «Правде», — зарабатывают не больше инженеров, а у них тоже есть семьи. Если у нас действительно такие большие доходы, то почему не многие стремятся выбирать подобную карьеру?» [699]

Эмоции, испытываемые партийными массами и народом в отношении привилегий, достигли такого уровня, что вновь собранный съезд народных депутатов был вынужден создать специальную комиссию по расследованию, а позднее такую же комиссию в 1990 г. избрал XXVIII съезд партии. Во время XIX партийной конференции говорилось о том, что не следует скупиться на поощрение исключительной эффективности труда, но должна быть единственная форма вознаграждения — заработная плата [700] . Членов партии особенно возмущала закрытость номенклатуры и порождаемые ею «нездоровые представления о собственных исключительности и превосходстве» [701] . «Почему, — интересовались многие, — не открыть должности для беспартийных, с тем чтобы избежать ассоциаций между членством в партии, карьерным ростом и привилегиями?» [702] «Почему, — писал ветеран труда из Краснодара, — у людей с политическими связями должны быть более комфортабельные квартиры, особые больницы и даже собственные кладбища?» [703] «Почему, — вопрошал один из выступавших на XIX партконференции, — у нас существует «каста неприкасаемых», очевидно избавленных от всякой ответственности за свои проступки в брежневские годы?» [704] «И почему, — спрашивала член партии, мать троих детей, — партийные функционеры не могут пользоваться теми же магазинами, стоять в тех же очередях и лечиться, когда заболевают, в тех же медицинских учреждениях, что и я? Почему за сорок лет я в глаза не видела ни одного курорта, кроме черноморского? Почему всем эти должны наслаждаться только партийный чиновники и их семьи?» [705]

На Анатолия Бузгалина, впервые избранного в Центральный Комитет в 1990 г., особое впечатление произвёл зал заседаний ЦК. Как он писал после первого заседания, на котором присутствовал, «…пол выложен мрамором и наборным паркетом. Люстры нельзя назвать иначе, как хрустальными водопадами. Стены — сплошной мрамор. Особенно впечатляет подиум с монументальной конструкцией из карельской берёзы, где в одиночестве парит над залом Горбачёв. В нишах виднеются декоративные изображения рабочих и крестьян с выражением удивления и озабоченности на лицах». Бузгалину доводилось бывать в Зимнем дворце, в княжеских особняках в Архангельском и Кускове, но «…зал заседаний Центрального Комитета — не музей, и не палаты царского или помещичьего дворца. В этой стране так много людей всё ещё ютятся в тесных квартирах или коммуналках, театры и другие культурные учреждения испытывают хронический недостаток площадей для публики. Вероятно, этот зал был возведён во времена Брежнева или даже ещё раньше. Но почему бы не сделать его открытым для всех, превратив, скажем, в концертный зал?» [706]

Как следует из других источников, партийная элита пользовалась порой ещё более широким спектром специальных услуг. Например, в Украинской партийной организации действовал тайный публичный дом, обслуживавший членов ЦК компартии республики [707] . А Виктор Гришин в свою бытность председателем ВЦСПС в 1960-х гг. устроил «специально оборудованный массажный кабинет с прямым проходом в него из собственного кабинета» [708] . Если верить архивным документам и устным свидетельствам очевидцев, то привилегии подобного рода встречались достаточно редко, но в разное время случались скандальные истории, в которых были замешаны партийные функционеры. Например, особенно возмутительный случай произошёл в конце 1920-х гг. в Смоленске, где местный ресторан стал ареной пьяной оргии с активным участием восьми высших руководителей губернии, продолжавшейся два дня. По словам местного прокурора, на открытие банкета была нанята проститутка для обслуживания гостей. Заместитель председателя губернского Совета, большевик с 1905 г., «настаивал на своём праве первым насладиться её прелестями, поскольку у него был самый большой партийный стаж». Список участников той вечеринки, ставшей известной как Смоленский скандал, возглавлял тогдашний первый секретарь губкома, не входивший в то время в состав Центрального Комитета, о котором ходили слухи, что у него имелось по жене в каждом городе губернии [709] .

Похожий скандал разразился в 1970-х гг. в связи с незаконным расходованием нескольких сот тысяч рублей руководителями тракторного завода, строившегося в столице Чувашии Чебоксарах. Под предлогом строительства душевой для студенческого строительного отряда, приезжавшего летом трудиться на стройке, директор завода, главный инженер и помощник директора по кадрам выстроили для себя на берегу Волги тщательно отделанный домик для отдыха, штат которого был укомплектован хорошенькими и доступными девушками, а также охранниками и прислугой, причём все они получали заработную плату на заводе, где числились сотрудниками. По официальным документам значилось, что было построено не более нескольких душевых кабинок для студентов, но на самом деле это была роскошная сауна для личного пользования руководителей завода, отделанная мрамором и лучшими сортами ценного дерева, где они устраивали оргии за государственный счёт. Здание охраняли хорошо оплачиваемые профессиональные боксёры и борцы, которых дополняли три громадных волкодава. Московского журналиста, пытавшегося расследовать это дело, сшиб и прижал к земле один из волкодавов, и он пролежал около часа на мёрзлой земле, пока его не освободили и не отправили с обморожениями прямо в больницу. Пока он лечился, здание «случайно» сгорело, мраморная отделка куда-то исчезла, а остатки сооружения были сброшены в реку. Позднее выяснилось, что сауна использовалась не только для нужд местных руководителей, но также для приёма и, по возможности, компрометации многих важных фигур из числа руководителей города и республики. Деньги на строительство и содержание сауны, что стало предметом отдельного скандала, поступали в счёт проведения местной железнодорожной ветки, которая так никогда и не была построена, но все необходимые документы, оформившие приёмку её в эксплуатацию, были составлены и подписаны [710] .