— Не бойся, не у милашки. Пойди, завяжи еды в узелок. В пять часов на рыбалку еду.

— Куда?

— Ты что, туга на ухо стала?

— С кем?

— С Колькой и Санькой.

— М-да! Опять с ними?

— Не мдакай. Рыбалка будет настоящая, неводище у нас на весь Тобол.

— С неводом?

— Да ты, кажись, в самом деле оглохла? Не только с неводом… Знаешь что, слышь, Колька-то попридумал? Хотя это в прежние времена употребляли, говорят. Бутылки с негашеной известью берет. Приедем на Тобол, в бутылки водички подольем, пробкой покрепче и — в воду. Бухает, как гранатой. Только успевай рыбешку подбирать.

— И дальше.

— А чего дальше? Иди, еды собери.

— Вы что, все с ума сошли? Вы же знаете, что неводить запрещено. Можно только удочками.

— Хэ, удочками! Ребятишек нашла.

— Неводить запрещено законом! А глушить рыбу… За это, знаешь…

— Что?

— За это прямиком в тюрьму.

— Кто-то узнает. Мы к Варваринским болотам уедем. А там только зайцы да волки. Ребята язык за зубами держать умеют. Не бойсь!

— Ты не поедешь, Петр.

— Да не бойсь, говорю.

— Я не позволю тебе такой поганью заниматься.

— Эх и трусиха! Никто, говорю, не узнает.

— А если не узнает, вытворяй, что хочешь? Оказывается, страшный ты человек, Петр.

— Ты мне философию не разводи, — махнул он рукой.

Она молчала, тяжело дыша.

— Ты долго будешь собирать мне завтрак?

— Никакого завтрака тебе не будет. — Подскочив к мужу, Валя стала стаскивать с него сапоги. — Налакаются, как свиньи, и вытворяют черт знает что. Ложись, а я сбегаю к тем…

Он оттолкнул ее.

— Отвались, гнида!

Встал и, наклонив голову, пронзил жену злым взглядом.

— Уйди!

Из горницы выглянула заспанная, испуганная физиономия Евдокии Егоровны.

— Че это у вас такое?

— Катись на свое место! — Петр закрыл дверь горницы.

Валя набросила на себя пальтишко и шаль.

— Ты куда?! — Петр схватил жену за руку, дернул.

В комнату вошли Евдокия Егоровна, а за нею хозяйка дома — тетка Петра.

— Да он пьянехонек! — охнула Евдокия Егоровна. Присутствие старух почему-то еще больше разозлило Петра и он, подскочив к двери, пнул жену. Валя упала на железную печку и свалила ее. Труба ударила женщину по лицу.

Старухи испуганно закричали.

Валя так крепко ударилась, что сутки лежала лежмя и еще недели три после того у ней болела спина. От трубы остался шрам на лбу.

Петр не ушел тогда из дома: враз протрезвев, он уложил жену на кровать и начал устраивать ей примочки всякие, ублажать ее и ласкаться. Валя отворачивалась, бормотала сердито: «Уйди, уйди, тебе говорят!»

Метелица с Пономаревым уехали без Петра. На Тоболе они до обеда глушили рыбу, взрывая бутылки с известью, и без меры «глушили» водку. Пьяные не осторожны: браконьеров засекли, судили показательным судом и посадили.

Много извинений и спасиб наговорил Петр жене. А та долго не хотела простить его. И не только из-за пинка. Еще более оскорбительным был взгляд Петра. Как он глядел тогда! Если б только сердито. Но, кроме того, Валя уловила ненависть и пренебрежение. За что? Она вроде бы успокаивалась, но, вспомнив взгляд его, опять говорила сама себе: «За что?» И не отвечала на заискивающие улыбки Петра, хмурилась.

А он все старался развеселить ее:

— Да хватит тебе…

Любопытный характер у него. Выпалит все: прав, не прав, нагрубит — и утихнет. Даже забудет, какие злые слова говорил, спрашивает наивно:

— Ты чего хмуришься-то? Чего на тебя нашло?

Горячка. Не умеет держать себя, это ведь тоже признак бескультурья.

Когда он снова стал ласкаться, ловить ее взгляд, она пробормотала:

— Ладно уж… Но смотри мне!..

Кажется, сейчас только понял он, что без Вали ему не жить. Бывали дни, когда он страшно сердился на нее, слал Валю к чертям собачьим и говорил себе, что между ними все, все кончено. Но проходили дни, проходила злоба, и Петру опять хотелось приласкать жену, хотелось гладить ее грубой рукой нежно, как ребенка. Окаянная девка эта понравилась Петру сразу же, как он увидел ее. Шумела на него, посматривала подозрительно, порой зло, а Петр думал: «Хорошая баба, моя будет».

Если б покончить ему с выпивками. При жене он теперь не пил, а все где-нибудь на стороне. Хмельной свирепел и лез драться, с похмелья был раздражителен.

Ну, а если бросит пить, все ли будет так, как хочет Валя? Едва ли! Шибко уж правильная она, Валюха.

Но что-то надо делать. Прежде всего покончить с выпивками. Поедет в райцентр, с врачом посоветуется. В конце концов он не тряпка.

Петру казалось, что он стал лучше понимать Валю, больше ценить ее.