Ткань морока разорвалась точно гнилая мешковина, даже с похожим треском. Сползла с настоящих развалин трухлявыми лоскутами, обернулась истаивающим в воздухе языками дыма, резанула болью обманутые органы чувств. Когда же все трое — надо сказать произошло это за считанные секунды! — адаптировались к изменениям, то ждала их уже совсем другая реальность.

— Поимей меня мархуз, прошлый интерьер зала как-то посимпатичней выглядел! — первым высказал свою позицию Храбр, создавая над левой ладонью небольшую шаровую молнию и одновременно несколько панически оглядываясь по сторонам.

Впрочем К’ирсан не мог его винить. Даже он, при всём своём опыте и скрытом от спутников понимании происходящего, ощутил мороз по коже. Просто потому, что сложно оставаться невозмутимым, когда сначала ты вроде бы находишься в центре безобидных развалин, а уже через секунду нос к носу оказываешься перед гигантской каменной плитой, в точности повторяющей огромный лик Тёмной ипостаси Орриса. Но не той печальной маски, словно бы похищенной из реквизита комедианта, а её воплощённой в живой плоти копии. Со вздувшимися сосудами, гипертрофированными мышцами и идеально прорисованными фасциями.

От одного вида этого уродства желудок сжимался в комок и начинал восхождение вверх по пищеводу, а разум наполнялся сожалениями из-за недавно съеденного полевого рациона. И лишь магические органы чувств позволяли сохранить хоть какой-то рассудок — с точки зрения тонких энергий странным образом появившаяся часть тела павшего лжебога оставалась абсолютной нейтральной и никак не пыталась воздействовать на окружающих. Этакая вещь в себе, всё предназначение которой заключается лишь в одном — просто существовать.

— Как такое может быть? — подал голос Гхол, отреагировавший на появление Лика призывом духов-защитников и теперь напоминающий из-за этого клубок призрачных змееподобных монстров с парой торчащих из него зелёных ножек.

Кайфат обязательно прокомментировал бы новую внешность Верховного шамана, если бы не был в этот момент увлечён изучением появившегося монумента. При всей своей чародейской невзрачности, Лик вызывал у К’ирсана необычайное чувство знакомства. Будто с чем-то подобным он уже встречался. Вот только с чем?!

Наверное он бы ещё долго пытался подобрать ускользающие ассоциации, если бы не зацепился случайно за висящую на бедре сумку со слабо вибрирующей Рукой. И понимание молнией не пронзило его разум.

Ну конечно, дерьмо тарка вам в чашку! Части тел богов, которых не должно быть в реальности, но которые по непонятной причине всё равно возникли в физическом мире… Сначала история с собственной конечностью Кайфата, чьё появление хоть и стало для него сюрпризом — слишком он хорошо помнил, как после возвращения с битвы с Двуликим, отсечённая плоть осыпалась пеплом, — но всё же могло объясняться некими случайными флуктуации Силы, которые возникли после столкновения двух божественных воль.

И вот теперь ещё один привет с войны сорокалетней давности.

— Погодите-ка, а где давление духа?! — вслух спросил К’ирсан, на мгновение забывшись где и с кем находится.

Рука в отличие от данного уродства с первых мгновений отличалась удивительной токсичностью, воздействуя не только на простых смертных, кому не повезло оказаться рядом, но даже и на самого К’ирсана. Не зря же он стал её использовать в качестве своего тренажёра! Воплотившийся же в реальности Лик Тёмного Орриса хоть сейчас можно было везти домой и выставлять в музее современного искусства — открылся такой недавно в Старом Гиварте, и Кайфат не сжёг его до сих пор только потому, что не желал прослыть сатрапом, мракобесом и погрязшим в темноте бескультурья стариком. И вот там данный экспонат даже не оказался бы на первых ролях, тот же Гхол после лицезрения некоторых тамошних образцов отсиживался в астрале целую седмицу — лечился общением с бестелесными ужасами.

— Какое-такое давление? — моментально сделал стойку Храбр, и даже Гхол убрал часть духов-защитников обратно за грань миров.

— То самое, что должно быть у оставленных богами артефактов! — отрезал К’ирсан, вдруг потеряв желание разговаривать.

К собственному удивлению Кайфат внезапно понял, что зрелище каменного Лика будит в нём эмоции, которые он не испытывал уже лет сорок. Ярость, злость, нетерпимость. Чувства, вроде бы уже полностью выцветшие на фоне его многолетних манипуляций с собственным характером, здесь и сейчас вспыхнули с былой яркостью. Куда делись былые спокойствие и равнодушие, даже после освобождения остававшиеся доминирующими в его личности? Их место прочно занял испепеляющий всё и вся гнев Владыки древнего Сардуора, который встретил давнего врага. Не идущие извне чувства рукотворного бога, а именно то, что до поры до времени тихо тлело в глубинах сердца самого императора, и теперь вдруг выплеснулось наружу.

— Ненавижу!!! — выдохнул К’ирсан, с каким-то даже наслаждением отдаваясь прокатывающемуся через него потоку неистового гнева. — Как же я тебя ненавижу!!! — снова прорычал он, и кажется выпустил наружу ту часть своего я, которая за ненадобностью в обычной жизни государя давно уже была задвинута на задворки разума.

Мир моментально окрасился в зелёные тона, тьма зала отступила, а слабоощутимые ранее линии Силы вдруг оказались словно бы на расстоянии вытянутой руки. К’ирсан не мог сейчас видеть себя со стороны, но от чего-то он не сомневался, что глаза его вновь полыхают изумрудным светом, а аура — ранее скрывающая готовые к бою чары, ныне же щеголяющая россыпью пятен не до конца восстановившихся разрывов — снова доспехами прикрывает хрупкое тело.