— Обойдемся, — проговорил он и обрадовался своим словам. — Это председатель вгорячах насчет того, что за подаянием. Не для того революция совершилась.

— Это верно, — сочно произнес кто-то невидимый за головами.

— Не для того у нас партия большевиков, а самый первый большевик Ленин.

— Не для того, — послышалось. — Да и воевали сколько лет.

— Повоевали досыта...

— Что насчет Ленина, это точно. Ленин не позволит, чтобы по миру...

— Обойдемся, — снова сказал Костя, оглядывая жителей села, обступивших его сплошным кольцом. — Я молотобоец, присланный на «Неделю красного пахаря». Скажу, что в городах тоже сейчас туго. Мало хлеба, мало угля, железа. А рабочий класс набирает силу строить новую жизнь для всех. Вот тут крестьянину надо плечом к плечу, помочь рабочему классу. Для смычки, заодно.

— Для смычки, — как эхо в толпе. — А зерно-то как?

— Зерно будет, — ответил Костя твердо. — Где оно, не знаю, только без семян не останется село. Через день здесь обещал быть Зародов, председатель Никульского волисполкома. Он поймет.

— Поймет, — отозвались. — Подождем, ладно...

Авдеев приободрился, подступил к Косте:

— Чего дальше-то? Может, митинг?

— Митинга не надо, — ответил кто-то из толпы, — и так все ясно. Убитого надо готовить.

— Эй, Никодим, — закричал Авдеев, выглядев в толпе лохматого, сонного вида мужика. — Давай тесать гроб. Сельсовет расходы тебе возместит... А вы трогайте, — закричал он на подводчиков. Те встрепенулись, зачмокали, и колеса с визгом начали мять жижу дороги.

Кто-то пошел рядом с Костей. Санька... Щелкал кнутом по голенищу сапога, будто подгонял себя вслед за народом, хлынувшим из переулка на широкую улицу.

— Видал? — спросил Костя.

— Видал, как же, — невесело улыбнулся Санька. — Я ведь и вызвал тебя.

— Пьешь с бездельниками в притворе, а контра на твоих глазах звереет.

— Я-то видал, — словно не слыша Костиного голоса, продолжал Санька. — В Сибири... И убитых, и сожженных, и раздавленных колесами паровозов, и распятых девок деревенских. Ты вот видел ли?

— Убитых — да, и повесившихся, а такое — впервой, — сознался Костя.

— Ну, вот, — буркнул Санька, — а я насмотрелся и загадал, что с меня хватит.

— Пусть банду ищут другие, кому положено по службе? Так, что ли?

— Это кому же по службе? — тотчас быстро спросил Санька и глянул зорко на Костю, добавил несмело, нерешительно: — Из уездной милиции ты, наверно?

Костя удивленно вскинул глаза:

— Это почему же? С чего взял?

— Да так...

Санька помедлил, потоптался, как бы решая, говорить или нет.

— Зимой в Поздеевском дезертир убил Кучина из уездной милиции. Знал я его немного. Николай накрыл дезертира в избе у родных. Тот за оружие. Ну, Николай выстрелил из нагана, а опыта, видно, мало стрелять в цель — промахнулся. Дезертир его наповал да в окно и ушел в лес. Вот и думал — взамен Кучина ты прислан из уезда.

— Из губернского уголовного розыска я, — признался Костя. — А как ты догадался, что я не из колесной артели?

Санька с важностью выпятил губу, хмыкнул:

— А гляжу, толкуешь ты с Филиппом Овиновым. Потом в волисполком пошел. А главное, не похож на простого покупателя. Не торговался, а только ходил да высматривал. Барышников с лошадью шугнул. Или из банды, думаю, или из милиции.

— Вот и я подумал, — сказал Костя, — из банды ты или по секретным делам сидишь на подводе. Товару нет, а сидит... Да еще с комсомольцем боится ехать в дорогу. — Оглядываясь на идущих за подводами людей, спросил тихо: — Скажи мне, кто этот человек, которого любит Груша?

— Васька Срубов, — ответил тоже тихо Санька. — По слухам, правда. Сам не видал. Будто бы в прошлом году принимала она его у себя...

— Значит, влюбился в любовницу бандита?

— Получается так, — уже хмуро согласился Санька. — Иль подсудное это дело?

— Дело тут твое, кого любить. Только ты боец Красной Армии, не забывай, — ответил Костя. — А дед Федот?

— Этот откуда-то с юга приехал. Будто бы у него в революцию сыроварню отняли. Вот и сбежал. А может, и преступник какой. Да и не дед он, всего пять десятков с небольшим. Так уж обрастил себя седой волосней. Вот шляется, а с каким умыслом, не знаю.

— Овинов?

Санька поморщился:

— Спекулянтская рожа, по-моему. Выпивать не приходилось с ним. Потому толком не знаю, кто он такой... Ты вроде допроса ведешь?

Костя подтолкнул его, повел улицей, говоря уже по-деловому:

— Пойдешь со мной на Воробьиную мельницу... Сегодня. Коль наган есть, бери.

— Это искать банду?... У меня ведь дядька там, Матвей Гаврилович Кроваткин. Его ведь искать пойду...

— Тут такое дело, — сказал Костя. — Решай: или дядька, или Советская Россия.

— Мобилизуешь, значит?

— Мобилизую.

— Без повестки?

— Без повестки. Совестью бывшего бойца.

Сказав это, Костя смутился. Так говорит часто Яров. Упрекая за что-нибудь, обязательно напомнит: «Есть или нет у тебя совесть сотрудника уголовного розыска?» Или же: «Должна быть у тебя, Грахов, совесть бойца гражданской войны». Но Санька, конечно, этого никогда не слышал.