Шрифт:
Так как вчерашний мусс Владияру Николаевичу не понравился, на десерт я приготовила ягодное желе. Землянику и смородину купила на рынке, желатин нашла на полках кладовой. А у шкафа-ледника, установленного на кухне, обнаружилась очень удобная функция: встроенный артефакт позволял мгновенно остужать продукты, помещенные в специальную камеру.
Готовка отвлекла от невеселых мыслей, и ужин я подала вовремя. На котлеты и свеклу Владияр Николаевич взирал с неменьшим подозрением, чем на кашу. И пробовать не спешил. Наконец, он поднял на меня взгляд.
– Ты нарочно? – спросил он. – Только не говори, что Афанасий не предупредил, что я терпеть не могу вареный лук. Не поверю.
Я с трудом подавила вздох.
– Владияр Николаевич, попробуйте, - сказала я ласково, как говорила бы с Митей. – Если найдете в фарше лук, я тут же уволюсь. Обещаю.
Он поджал губы, но подцепил вилкой кусочек котлеты, отправил в рот, прожевал.
– Но… - Он уставился на меня с интересом.
– Когда вкусно, благодарят повара, - подсказала я. – Приятного аппетита, Владияр Николаевич.
Афанасий неодобрительно покачал головой, а я повела плечом и вернулась на кухню. Интересно, сколько раз эта сцена повторится, прежде чем Владияр Николаевич признает, что я умею готовить вкусно невкусные блюда? Впереди еще морковная запеканка, тыквенное пюре, рыба на пару, суфле и… рецепты из маминой тетради. Я опять о них забыла! Посмотреть бы, что надо приготовить для хорошего настроения.
Митя, расправившись со своей порцией, стал проситься во двор. Оказалось, еще днем он увидел там качели.
– Ты ногу натер, - напомнила я. – Других ботинок у тебя нет.
– Так я босиком, - убеждал он.
– Мокро уже босиком, вечерняя роса выпала. И грязь занесешь в ранку. Завтра пойдешь. И нужно спросить у дяди Афанасия, можно ли тебе на качели.
– Ну ма-а-ам… - заныл Митя. – Ма-а-а…
Похоже, он решил, что если получилось выплакать разрешение остаться в доме, то и сейчас можно добиться своего.
– Маму надо слушаться, - строго произнес Афанасий, появляясь на кухне. – На качели можно, но после того, как я их проверю. Веревки могли прогнить. Ты же не хочешь упасть и разбиться?
Вот уж кого Митя слушался беспрекословно. Сейчас же кивнул и замолчал. Вообще, он был послушным сыном, но иногда мог настоять на своем. Все же я мать, я его жалела, а твердой отцовской руки ему не хватало.
– Ульяна, ты чай пила? – спросил Афанасий.
– Нет, уборкой занимаюсь, - ответила я. – Потом Митю уложу. А после, может, и выпью.
– Заканчивай тут, укладывай Митю, а после приходи в столовую. Владияр Николаевич велел тебя к чаю пригласить. Я пока самовар поставлю.
Самовар Афанасий топил по всем правилам, еловыми шишками и пахучей древесной стружкой. И воду для него носил сам из лесного родника.
– Зачем это? – недовольно поинтересовалась я. – Мы же все обсудили.
– Вот у него и спросишь, зачем, - рассердился Афанасий. – Если совести хватит. Сама-то часто других благодаришь?
– Вы правы, - смутилась я. – Простите. Я вас не поблагодарила…
– Меня не надо, - отрезал он. – Это я «спасибо» сказать должен. Как ты в доме появилась, так хозяин словно ожил. А то совсем уж живого мертвеца напоминал. Вот с ним поласковее будь, не со зла он такой.
– Постараюсь, - пообещала я.
Митя уснул быстро, но, когда я спустилась по лестнице, Афанасий уже принес в столовую самовар. Я слышала голоса: Владияр Николаевич и Афанасий о чем-то беседовали. А когда подошла ближе к двери, то поняла, что речь обо мне. Вернее, о нас с Митей.
– …не твой сын, случаем? – услышала я обрывок фразы. – Эта курица не помнит, с кем…
– Владияр Николаевич! – воскликнул Афанасий. – Зачем вы так? Это на вас не похоже.
Я замерла, прислушиваясь к беседе.
– Да, прости, - согласился Владияр Николаевич. – Негоже так о женщине говорить. Но она сказала, что не помнит. Так не твой?
– Такую женщину, как Ульяна, я не забыл бы, - ответил Афанасий. – Скорее, Митя может быть вашим сыном, чем моим.
– Это отчего же моим? – удивился Владияр Николаевич.
– А помните, вы рассказывали, как на Ярилин день девушку встретили? Крестьянку? И так она вам в душу запала, что даже вернуться за ней хотели.
Я забыла, как дышать.
– Хотел, - произнес Владияр Николаевич. – До того, как калекой стал. Теперь-то я ей зачем? А Ульяна – не она. Та хрупкой была, тоненькой. Ее грудь мне в ладонь помещалась. А эта…