Но есть малюсенький нюанс. Меньше ему дать никак не могут, а вот отправить на виселицу запросто. По каким статьям Крапивин может попасть в петлю?

Во-первых, за массовые убийства или убийства чиновников. Пахан, наверняка, это знает, и свою деятельность проводил с учетом статей УК. Поймать за руку? Нет, в принципе, это можно, но практически не пройдет.

Во-вторых, что нам особенно актуально, кража великокняжеских бриллиантов. Но здесь появляется закавыка, к которой он, кстати, сам и приложился. Елен Федоровна, его жена, максимум через три месяца, а, может, меньше, родит первенца. Император это знает и, понятно дело, не захочет подписывать смертную казнь. Тем более, из отягчающееся здесь только статус великой княгини. А так, не убийства, ни другие повинности у него нет. Или, скорее, они не знают, а он ни за что не скажет.

В-третьих, связь с иностранной разведкой. Точнее даже, с учетом этого времени, связь с каким-нибудь посольством. Очень даже невообразимый случай, но в российском УК XIX века такая статья есть и очень жесткая. И наказание там все начинается с виселицы. Мгм, невероятно, но факт!

В любом случае, пахан, наверняка, будет проводить следствие к мелким статьям в деле о бриллиантах и всячески отказываться от висельных статей других дел. В лучшем случае к довольно тяжелой каторге. Но ни за что к виселице!

А, значит, что мы, правоохранительные органы, можем сделатьв процессе допроса «знаменитого» уголовного авторитета?

Первое. Окончательно раскрыть с «помощью» Крапивина и прочих уголовников дело о краже бриллиантов великой княгини Марии Николаевны. Виновных строго наказать, хотя только в рамках законодательства. В принципе, для органов оно постепенно отодвигается во второстепенное на фоне интересных связей уголовного мира. Для органов, но не для императорской семьи и не для Марии Николаевны лично. А, значит жандармы и конкретно действительного статского советника князя Долгорукого должны искать;

Второе. Попытаться раскрыть, или хотя бы понять, кто там был в воровской халупе во время неожиданном для уголовников аресте. Пока в этом сюжете один голимый интерес без юридического аспекта. Но если старательно накопать… Лично Константин Николаевич носом чувствовал лапы иностранных разведок. XIX век — это, конечно, не XX и не XXI, а императорская Россия — это не СССР. Противоречия между нашей страной и пресловутым демократическим Западом еще не обострились. Но жандармы и полиция все равно смотрят косо на агентов из разных отечественных слоев.

Вот и все, пожалуй. Но и про все другие так называемые мелочи и другие обстоятельства провидимого допроса, забывать не стоит. Это как повезет, как нюх полицейский пробьет.

В общем, скромные обязательства у князя Долгорукого. Никаких советских гигантоманий и хрущевских экспериментов. Сугубо на научной базе и объективных показателях.

Константин Николаевич опять посмотрел на Крапивина. Уже не из спектакля про злого полицейского (из специфики XIX века можно добавить барского). А чтобы внимательнее посмотреть на реального авторитета из прошлого века и оценить на имеющие методы и установки.

Снова подумал, что данный типаж не просто уголовник из черного народа. Озверелый матерый уголовник, от которого можно ожидать что угодно и как, когда угодно. Сама идея украсть бриллианты не у просто дамы высшего света, а великой княгини, при этом дочери самого императора, сногсшибательна. Да ведь он настоящий революционер, прямо-таки В. И. Ленин! Хотя пламенного борца за идею трогать не будем. Сильного злодея из русской сказки хватит с него.

— Скажи, Крапивин, кого или что вы ожидали с шайкой в момент вашего ареста? — вдруг спросил князь закованного обвиняемого, прерывая писаря, который допытывался от уголовника (вора) мелочей о краже бриллиантов. Дело тоже важное, только невооруженным глазом видно — врет и пытается скрыть факты из оного дела о краже драгоценных бриллиантов, даже не посмотрев, важные это факты или второстепенные.

Авторитет осекся, прервав красочную и, похоже, всю насквозь сочиненную речь о «переходе» бриллиантов из рук в руки.

— Ваше сиятельство, стар я уже и немощен, — завел он старую и, надо сказать, обшарпанную патефонную пластинку про белого бычка.

— Мне это не интересно! — прервал князь вора, — слушай сюда. Ты отдан мне графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом на пять дней. И за эти дни ты будешь мне широко петь о своей жизни и деятельности. Хочешь — нужные мне факты о краже бриллиантов Марии Николаевне, не хочешь — другие интересные факты из своих эпизодов. Там у тебя их много, о чем полицейские и жандармы даже не подозревают. Вот, к примеру, картинка маслом — что ты делал в момент ареста?

Константин Николаевич так заинтересованно засмотрелся на пахана, что ему даже пришлось уронить со стола карандаш и нагнутся за ним, чтобы дать себе паузу. Незачем видеть обвиняемому повышенный интерес к отдельным деталям его жизни.

А Крапивин и без того был в смущении. Чувствовалось, что ему ах, как не хочется рассказывать именно об этой своей части уголовной жизни. И он сейчас лихорадочно пытается обойти ее, но так, чтобы не обозлить следователя. Ибо он сейчас полностью в его руках. И закон XIX века не очень-то и милосерден. А следователю все равно, каким он от него вернется — здоровым и счастливым или обшарпанный шомполами и рыдающим. И как бы он совсем не умер!