— Тут благодарить не за что, — сказал хозяин кабинета так же невыразительно. — Майор не имеет привычки делать комплименты. Как и я. Речь о фактах. И я склонен верить мнению товарища Соколовой. В виду последних событий. Я наблюдал за вашей беседой, Виктор Викторович. Уж, простите. Время не терпит экивоков. Спасибо за проделанную работу, но дальше этим делом займусь я сам. Надеюсь, не нужно объяснять, почему?

— Никак нет, товарищ Кривошеев, — нехотя ответил Виктор Викторович.

— Вот и хорошо. В таком случае будьте добры, вкратце обрисуйте ситуацию, как видите её вы.

Виктор Викторович откашлялся, бросил на меня быстрый взгляд и заговорил:

— Думаю, всё очевидно. Студент Громов обратил внимание на то, что с его сокурсницей что-то не так. И решил её проведать. Сомневаюсь, что у него были конкретные подозрения. Вернее, их просто не могло быть. Всё произошедшее — досадная случайность. Которой удалось бы избежать, если бы студенты не проявили самодеятельность и сообщили менторам о том, что происходит с Екатериной Алайской.

— Можно сказать «самодеятельность», а можно — инициативу, — проговорил Кривошеев. — Ну, да это риторика. Она нас сейчас меньше всего интересует, — он перевёл взгляд на Соколову. — Майор, какова, по вашему мнению, вероятность того, что ваш подопечный не просто заметил странности в поведении Алайской, но и почувствовал нечто необычное?

— Как я уже сказала, товарищ подполковник, мне это кажется маловероятным. Однако думаю, стоит это проверить. У товарища Громова необычные способности. Я бы назвала их слегка выходящими за рамки стандартных.

Слегка — как же!

— Да-да, вы сказали, что его ранг сразу определить не удалось. Понадобилось время, чтобы его присвоить. Это весьма любопытно, — светлые глаза скользнули по значку на моей груди, а затем снова вперились в меня. Я чувствовал исходившие от обитателя кабинета волны интереса и настороженности. Он пытался прощупать мой эмоциональный фон. Я не стал пытаться его блокировать. В моём нынешнем состоянии не было ничего неестественного. Понятное волнение, но никакого чувства вины. Только сочувствие к погибшей Алайской. — Ну, а вы что скажете, товарищ Громов? — после паузы обратился ко мне Кривошеев. — Дело было только во внешних признаках? Нам благодарить вашу внимательность? Или вы что-то ощутили? Подумайте хорошенько прежде, чем отвечать. Это важно.

Да, это было действительно важно. Потому что, глядя в холодные глаза подполковника, я вдруг ясно понял, что либо сейчас сделаю рывок вперёд, либо меня закроют. Мои, скажем так, особые способности могут как сослужить мне хорошую службу, так и подвести. Во всяком случае, сами по себе они сейчас интересуют КГБ куда меньше, чем Проект 786.

И ещё 6ыло совершенно ясно, что в том отделе, которым заведовал подполковник Кривошеев, знают об эмиссарах. Но знают мало. Пока хозяин кабинета говорил, я всё-таки прощупал его. И влез довольно глубоко. Пришлось поднапрячься, чтобы это не стало заметным, действовал я крайне осторожно, но даже при этом риск был велик: Кривошеев явно был ментором, причём высокого уровня. Но он не ожидал от меня, что я стану обшаривать его подсознание. Эмоциональный фон, который я излучал, ничего подобного не предвещал. К тому же, Владлен Громов попросту не мог быть способен ни на что подобное. Ну, и не будем забывать, что мои способности куда шире тех, которыми обладают местные телепаты даже высших рангов.

В общем, теперь мне было известно, что КГБ очень беспокоили незваные гости из иного мира, подселяющиеся в тела людей. Случай с Алайской был далеко не первым. Эмиссаров пытались изучать, вот только эти твари не поддавались воздействию советских одарённых. Контакт наладить не удавалось. Поэтому моего ответа подполковник ждал не просто с жадным нетерпением. Он ждал его с надеждой. И в ней я увидел путь, по которому должен пойти! Тот, который приведёт меня к эмиссарам. И не позволит оказаться задвинутым в какую-нибудь программу по «защите» свидетелей.

— Думаю, я почувствовал, что с Екатериной творится неладное, — сказал я твёрдо, глядя Кривошееву в глаза. — Это было не просто наблюдением. Собственно, я сначала ощутил исходившую от неё непривычную ауру. Словно… Алайская стала другой. А затем уже начал к ней присматриваться.

Поскольку я не сомневался, что подполковник будет проверять мои эмоции во время ответа, сформировал соответствующие — уверенные, искренние. Он должен был почувствовать, что я не лгу.

Вот это, пожалуй, самое трудное — имитировать поток, который вводит собеседника в заблуждение. Для этого нужно заранее создавать определённые эмоциональные паттерны и хранить их в подсознании, чтобы в нужный момент извлекать и примерять на себя, словно маску.

Кривошеев молчал, глядя мне в глаза, но я чувствовал, что он не пытается что-то в них разглядеть. Ему это было не нужно. Подполковник прощупывал меня, сканировал, словно детектор лжи. Уверен, с любым местным это сработало бы, но я был анимансером и собственной душой управлял так же тонко и виртуозно, как опытный дирижёр — слаженным оркестром. Без этого в чужие даже соваться не стоит. Сразу потеряешься и с ума сойдёшь.

— Хорошо, — проговорил, наконец, Кривошеев. — Я вам верю, товарищ Громов. И должен сказать, ваш ответ меня порадовал. Сейчас объясню, почему. Видите ли, та тварь, которую вам случайно посчастливилось убить, не первая, о которой нам стало известно. Были и другие. Но почуять их ещё никому не удавалось. Кажется, ваш Дар, в некотором роде, уникален.

— Буду рад оказать любую посильную помощь, — быстро сказал я, воспользовавшись паузой.

— Вполне вероятно, она нам понадобится, — снова помолчав, проговорил подполковник. — Если, конечно… Впрочем, это мы узнаем по факту. Если решим вас задействовать. Я должен это обдумать. И обсудить с коллегами, — он вдруг побарабанил пальцами по столу. Вид у него был такой, будто он прикидывал, не сказать ли что-то ещё. — А сейчас мне нужно перемолвиться с вами парой слов наедине. Вы свободны, товарищи, — обратился он к Соколовой и Виктору Викторовичу. — Мы ещё поговорим чуть позже. Далеко не уходите.