Шрифт:
— На работе завал, — отбрехался я. — Закрытие полугодия на носу. Отчеты.
— Знаешь, Максим, я могу договориться. С нашим директором. Возьмут тебя в школу. Поступишь заочно на педагога. Будешь ОБЖ вести. Или физкультуру пока. Дети хорошие, зарплата стабильная, отпуск всегда летом…
— Стоп, — моя ложка звякнула о край тарелки и застыла. — Смирись. Твой сын уже не мальчик. И дорогу себе сам выбирает. Договорились?
Тишина. Режущая.
Только муха где-то за шторкой упорно билась о стекло, не понимая, что выход совсем не там, где свет.
— Кхе-кхе, — нарушив молчание, смущённо кашлянул отец, неловко опустив взгляд в тарелку. — Настёна… ну парень же всегда хотел в полицию. Пусть работает. Чего ты?..
— А на мать, значит, наплевать? — вскинулась она. — Вот так, да? Вот так, всю жизнь надрываешься, стараешься, живёшь его жизнью, а потом — «пусть работает». Конечно! Мама теперь не нужна! Мама вырастила, выкормила, характер вложила, а теперь — давай, до свидания, мама!
— Ну не драматизируй, Насть, — попытался сгладить отец.
— А ты вообще не лезь! — отрезала она, не поворачивая головы. — Это ты виноват!
— Я?.. — растерялся он.
— А кто ещё вечерами «Улицы разбитых фонарей» смотрел вместо того, чтобы с ребёнком музыкой заниматься? Вот и впитал он в себя эту… грубость, агрессию! Неокрепшая психика вобрала, как губка. А у нас, между прочим, весь род — учительский! И отец мой, и дед. А прадед в Императорском Царскосельском лицее преподавал. Императорском!
— Ну-у… Я… вообще-то не учитель, — пробормотал отец, но было видно — сам знал, что в этой системе координат он не в счет. Просто тень при завуче.
А я молчал. Пока молчал. Пусть спорят умные. А мудрые посидят в сторонке, понаблюдают.
— Вообще-то, — неожиданно вставила свои пять копеек Машка, — ваш сын недавно задержал опасного преступника. Вооруженного.
— О Господи! — всплеснула руками мать и скрестила их на груди. — Этого нам ещё не хватало… А если бы он выстрелил?!
— Так он и стрелял, — весело добавила соседка, не удержавшись.
Та ещё стервочка. Знает, куда поддеть. Молодец.
— Стрелял?! — мать схватилась за сердце, покачнулась и наконец посмотрела на мужа. — Сережа!.. Сережа, ты слышал?!
— Ерунда, — хмыкнул я, доев борщ и переключившись на масалыгу, от которой сочное мясо само отваливалось. — В воздух стрелял. Холостыми. Один раз.
— Всё! — решительно встала мать. — Я больше это терпеть не намерена. Собирайся. Едем домой. Я никому не позволю стрелять в своего сына! Ни-ко-му! Слышите? Сережа, что ты молчишь?! Скажи хоть что-нибудь! Хоть раз!
— Я-а… — батя почесал затылок, плечи опустились. — Ну-у…
— О, боже ты мой, что ты мямлишь! — выкрикнула она, будто он враз разбил фамильный сервиз из стенки.
Но тут произошло неожиданное. Отец вдруг выпрямил спину, как будто его позвоночник вспомнил, что в мужике произрастает.
— Знаешь что, Настя… — отец сказал это неожиданно ровно, даже тихо. Но в голосе впервые за весь вечер появилась твердость. — Пусть сам решает.
— Что?! — Анастасия Егоровна застыла с приоткрытым ртом, как будто прямо за столом только что началась революция.
Казалось, ещё немного, и она швырнёт белую салфетку ему в лицо и объявит военное положение.
— Так, стоп, — сказал я, вонзив вилку в кость. — Отставить панику. Я — лейтенант полиции. И никуда не поеду. У меня и здесь дел хватает. Всё. Закрыли тему.
И снова тишина, и снова слышен таран глупой мухи о стекло.
Анастасия Егоровна заморгала. Замерла, а потом рот раскрыла, будто сейчас исторгнет кучу доводов и упрёков — но почему-то не смогла. Ни слова. Видимо, впервые в жизни её сын сказал что-то своё, вопреки. Не по привычному семейному сценарию.
А я уплетал говядинку, макая в горчицу. И думал, что любая мать любит своего ребёнка. Но главное — чтобы этот ребёнок от любви не пострадал.
Анастасия Егоровна ещё немного поохала, повздыхала, пару раз поднесла салфетку к глазам. В ход пошла другая тактика — давить на жалость. Но я произнёс:
— М-м, какой борщ был вкусный, спасибо, мам. Сейчас ещё и чаю нальём.
И она поняла — номер не проходит.
И муж ее не поддерживает, сидит себе, в тряпочку помалкивает, но как-то так, стратегически, а не как обычно. Машка тем временем щебечет: мол, зарплату скоро в полиции поднимут, и выслуга капает, и путевки в санатории ведомственные дают, и вообще у нас на службе всё не так уж плохо.
Видимо, почувствовала Анастасия Егоровна, что провалилась с наскоку. И вот тут она вдруг подобрела. Смягчилась. Или включила новую роль.