Моё сердце на секунду остановилось. Не от страха. От глухой, отчаянной ярости, которая начала бурлить в глубинах моей души. Перед глазами поплыли картины того, что Имперцы могли сделать с ней. И это мне, мягко говоря, не нравилось и заставляло злиться ещё сильнее. Как они посмели? Арестовали женщину, благодаря которой я до сих пор жив? Выродки.

Стоп! Соберись, Михаил. Важнее всего то, что она до сих пор жива. Всё остальное не важно. Если она ранена или искалечена, то есть шанс всё исправить. Я вылечу её так же, как Юрия. А если у неё такие же повреждения, как у Черчесова? Боль резанула по сердцу. Что ж, тогда я сотру с лица земли этот проклятый дворец.

Я вышел из Чертогов Разума с чётким планом действий..

— Отец, — сказал я негромко. — Давай задержимся в Хабаровске на один день.

Черчесов обернулся. Усталый взгляд, но мягкий.

— Сынок, я бы с радостью, но мне нездоровится с утра… — Он кашлянул, быстро прижал платок к губам. — Пожалуй, отвык я от поездок.

— Тогда, тем более, стоит отдохнуть перед возвращением. Сам понимаешь, двухнедельная поездка это не шутки, — заботливо произнёс я.

Черчесов посмотрел на платок. Пятно крови на ткани расплылось, как печать на документе. И документ этот был о скорой кончине. Он посмотрел на моё лицо и впервые за день замолчал. Долго смотрел. Потом кивнул.

— Хорошо. Один день. Но завтра — в Тюмень. Обещай мне.

— Обещаю, — кивнул я, радуясь, что выиграл немного времени для нас обоих.

Если бы Черчесов отказался, мне бы пришлось сбежать, разбив ему сердце. А так мы оба получим желаемое. Во всяком случае, я на это надеюсь. Изменив маршрут, мы отправились в ресторан. Черчесов шел с трудом. Приходилось его поддерживать под руку.

Ресторан был старомодным — бархатные скатерти, потёртые бронзовые светильники, официанты, выглядящие так, будто знали тайны половины мира. Наверное, так оно и было, ведь пьяные завсегдатаи сплетничали, не скрываясь. Мы сели у окна. Вино. Горячее мясо. Рыба на каменной соли. Всё было изысканно, но я ел, почти не ощущая вкуса. Мысленно обдумывал свой следующий шаг.

А Черчесов… Он снова смеялся, ел с удовольствием, рассказывал, как однажды перепутал настоящего герцога с лакеем на балу в Архангельске. После дуэль, на которой Черчесов чудом выжил, обезглавив герцога. В тот день герцогиня, «убитая горем», сама пришла в постель графа, надеясь, что он станет её опорой. Черчесов не стал. Так как знал, что подобная особа, предав покойного мужа, с такой же лёгкостью предаст и его самого.

Я смотрел на него и понимал: сейчас Черчесов действительно счастлив. Это согревало сердце. А ещё давало надежду. Не мне. Всему человечеству. Убийца, похититель, чёртов маньяк. Именно таким я себе представлял Черчесова. А теперь — посмотрите на него? Сидит напротив и светится от счастья. Всего пара нужных воспоминаний смягчили его душу, избавив от пороков.

После ужина мы поехали в отель. Черчесов шёл по лестнице, опираясь на меня. Казалось, будто все силы он оставил в ресторане, хотя практически не пил вина. Его пошатывало, руки дрожали. Но ради меня он бодрился. Старался делать вид, что всё впорядке. Он вёл себя, как настоящий отец для фальшивого сына.

Добравшись до номера, я отвёл Черчесова в ванную, а через полчаса он вышел и лёг спать. Уснул мгновенно. Я даже испугался за него. Подумал, что старик умер. Но нет. Дышит. Я вышел на балкон и вдохнул прохладный Хабаровский воздух. Тишина. Казалось, будто весь город вымер. Город затих перед бурей, которая разразится совсем скоро. Сегодня ночью я вытащу её. Ты, главное, дождись, Маргарита Львовна.

Забавно. Но я ощутил запах крови. Ещё до того, как она пролилась. Я сидел у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и слушал, как во сне храпит за стенкой Черчесов. Я знал, что он мечтал об этом вечере всю жизнь. Он спал спокойно — скорее всего, впервые за десятилетия. А я собирался оставить его. Пускай и ненадолго.

Вернувшись в номер, я призвал мимика. Серебристая капля вынырнула из тьмы и моментально стала моей точной копией. Мимо молча лёг в мою кровать, а я задержался ненадолго. Зашел в ванную, переоделся в рваное тряпьё, оставшееся от крысиного доспеха.

Посмотрев в зеркало, я усмехнулся. Вылитый бомж. Ободранные рукава, слипшаяся крысиная шерсть торчит неровными клоками. Отличный видок для того, чтобы проникнуть в святая святых Империи.

Выйдя из ванной, я направился на балкон. Тихонько прикрыл за собой дверь и выпрыгнул в ночь. Хабаровск в три часа утра молчал так, будто время застыло. Только лужи хлюпают под подошвой, да пар струится из канализационных люков.

Императорский двор прятался за высоченным забором. Навскидку даже сложно сказать, каков он в высоту. Может шесть, может восемь метров. По периметру забора располагались каменные дозорные башни, острые, как клыки хищного зверя. На каждой башне было по три гвардейца. Один освещал прожектором двор, двое других смотрели на ночной Хабаровск.

Всевидящим Оком я просканировал двор. Внутри сотни гвардейцев патрулируют пространство, в котором мог поместиться целый город. Да, охрана внушительная. Однако, есть шанс проскользнуть. Я подошёл с южной стороны, заметив, что к башне направляются три бойца. Предположил, что это смена караула и я не прогадал. Так оно и было.

Подбежав к стене, я потянулся к теням. Чёрные жгуты окутали меня со всех сторон и перебросили через забор. Падать с восьмиметровой высоты — то ещё удовольствие. Особенно когда ты падаешь в лужу. Я ушел в перекат, чтобы не сломать ноги, и тут же спрятался в тенях. Провалившись в черноту, я затаил дыхание. Луч прожектора ударил туда, где я был мгновение назад.