Его глаза были полны слёз. Я же смотрел на Черчесова и не испытывал ненависти. Скорее… Жалость. Человек, испортивший море крови моему настоящему отцу. Человек, из-за которого едва не погибла моя мать да и я сам. Он сейчас стоял на коленях и блаженно улыбался сквозь слёзы. Улыбался так, будто исполнилось его самое сокровенное желание.

Большой человек, управляющий целым графством, неистово желал весьма простого человеческого счастья. Счастья, которого не мог достичь, так как зациклился на моей матери. Да, это идиотизм. Навязчивое желание сделать её своей, чего бы это ни стоило. Однако сейчас Черчесов был таким беззащитным и жалким, отвесь щелбан — и он рассыпется, будто всё его тело состоит из разбитого стекла.

Но собран он был не из стекла, а из ложных воспоминаний, которые с радостью принял за чистую монету. Так уж вышло, что я знал, чего он хочет и дал ему это. Пусть и не по-настоящему. Однако, граф искренне счастлив. Ну что тут скажешь? Каждый из нас живёт в иллюзиях в какой-то мере. Его иллюзии, во всяком случае, греют чёрствое сердце Черчесова.

— Она… Она погибла. Началось вторжение тварей, а потом… — сбивчиво ответил я, отведя взгляд.

Краем глаза я видел, как граф закусил губу, чтобы не завыть от боли, разорвавшей его сердце. Но я не мог сделать по-другому. В противном случае Черчесов захотел бы встретиться с моей мамой, а она, уверен, не оценила бы подобного стремления.

— Не переживай! Мы… мы вместе. Теперь у тебя есть я. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, — шепотом он закончил фразу и прижал меня к себе. — Миша, ты голоден? Я сейчас распоряжусь, чтобы накрыли на стол.

— Пап, сначала нужно закончить одно дело, — сказал я, поднимая Черчесова на ноги. — Я запер Хазарова в артефакте карманной реальности, но он скоро вырвется. Поэтому мне потребуется твоя помощь.

Черчесов коротко кивнул. Выслушал мою просьбу и, превозмогая боль, направился к шкафу, чтобы одеться. Спустя двадцать минут мы направились к выходу из имения.

Сквозь мозаичные окна в коридор проникал мертвенно-бледный свет. Ночь казалась холодной, но не от мороза — от тишины. Такая тишина бывает, когда принято решение, меняющее жизнь.

Тяжёлая дубовая дверь имения скрипнула, выпуская нас с моим названным отцом в ночь. Свет, льющийся из имения, растёкся по ступеням, едва коснувшись луж, отражающих луну, — и тут же исчез, как только двери за спиной захлопнулись.

Я шёл чуть позади. Черчесов — впереди. Он опирался на резную трость, прихрамывал, но старался держаться бодро, ради меня, ради гвардейцев, которым нужен сильный лидер.

Гвардейцы стояли вдоль дорожки, вымощенной серым камнем. Серые плащи бойцов поблёскивали в лунном свете вместе с обнаженными клинками. Когда граф прошёл мимо, мечи взметнулись вверх. Без выкриков, без фанфар. Честь отдавали главе рода, которому было решено служить до конца. И не важно, будет он победным или трагическим. Гвардия разделит судьбу своего господина.

Я внезапно испытал прилив уважения, как к гвардейцам, так и к Черчесову. Из доклада Гаврилова я узнал, что дела графа идут весьма паршиво. Он отправил на верную смерть десятки тысяч бойцов, только благодаря этому удалось стабилизировать фронт и отбросить наплыв аномальных тварей. Но не смотря на такие потери, гвардия всё ещё верна ему.

Мы свернули в сад. Снег здесь был рыхлый, ноги проваливались по самую щиколотку. Лужи стекались в тропинки, хлюпали под ботинками, блестели тускло, как пролитая ртуть. Всё было влажным, уставшим, без запахов — будто само время задержало дыхание.

— Здесь, — сказал Черчесов, остановившись между двумя обнажёнными липами, и воткнул трость в снег.

Маг Земли, шедший следом, подошел ближе. Присел, приложив правую ладонь к земле и начал шептать. Левой провёл пальцем по воздуху, будто резал его по шву и принялся вычерчивать замысловатые рунические символы.

Раздался гул. Медленный, глухой, как если бы просыпалось нечто под самой кожей мира. Земля дрогнула. И распалась. Сначала появилась трещина. Потом — провал. Земля, сдавшись, разошлась, обнажая пустоту. Чёрную. Глубокую. Голодную.

Подойдя к краю я выбросил руку вперёд, и улыбнулся. Безликий, пытавшийся убить Гаврилова и маму, сегодня будет погребён заживо.

— Если тебя однажды откопают, расскажи потомкам, каково бессмертие на вкус, — прошептал я и вышвырнул Хазарова из пространственного кармана.

Тень. Вспышка. Взрыв искажённой реальности. Хазаров возник так, будто был выдран из другого мира. Раздался истошный крик. В глазах, посаженных глубоко в обгоревшее лицо, отчётливо читалась растерянность, а ещё ужас. Его взгляд сфокусировался на мне, а глотка выдала душераздирающий вопль:

— Когда я вернусь, вы все запла…!!!

Крик оборвался на полуслове, словно кто-то захлопнул старую скрипучую книгу. Разлом сомкнулся. Земля стала гладкой. Без морщин. Без следа. Маг Земли выпрямился и стёр со лба пот. Черчесов повернулся ко мне. Заглянул в глаза и улыбнулся.