Шрифт:
В перечисленных произведениях оказывается – можно. И приносят герои своих детей в жертву – семейной чести, мужской дружбе, боевой верности. И называется это героизм…
Чертовки, черти, чертенята
«…Здесь действительно находились черти почти со всей Варшавы…
<…>
Иногда… личико чертовки, убранное потемневшими бусами, выглядывало из ветхого окошка. Куча чертенят, запачканных, оборванных, с курчавыми волосами, кричала и валялась в грязи. Рыжий черт, с веснушками по всему лицу… выглянул из окна, тотчас заговорил с Янкелем на своем тарабарском наречии, и Янкель тотчас въехал в один двор. По улице шел другой черт, остановился, вступил тоже в разговор, и… увидел трех чертей, говоривших с большим жаром».
Нет-нет, это не черновик «Ночи перед Рождеством». И не запись какого-то фольклорного рассказа, былички. Это шутка. Просто на одной странице «Тараса Бульбы» я заменил слово «жид» на слово «черт».
А может быть, и не шутка вовсе. Похоже, что такая замена «жидов» на «чертей» ничего не меняет в повести – ни в сюжете, ни в образах, ни даже в атмосфере. Вот, сравните:
«…Здесь действительно находились жиды почти со всей Варшавы…
<…>
Иногда… личико еврейки, убранное потемневшими бусами, выглядывало из ветхого окошка. Куча жиденков, запачканных, оборванных, с курчавыми волосами, кричала и валялась в грязи. Рыжий жид, с веснушками по всему лицу… выглянул из окна, тотчас заговорил с Янкелем на своем тарабарском наречии, и Янкель тотчас въехал в один двор. По улице шел другой жид, остановился, вступил тоже в разговор, и… увидел трех жидов, говоривших с большим жаром»[179].
Вот по этой причине я и подверг сомнению еще один известный и очень интересный, очень соблазнительный тезис:
«…В Янкеле <…> доминирует … традиционный тип демона-проводника и наставника…» [180]
Или в другой работе:
«…Янкель (демонический помощник козаков) видит его “важным рыцарем”…» [181]
Да, Янкель как демон-проводник, демонический помощник Тараса, – такая трактовка сегодня общепринята. Но… если природа Тараса обладает чертами столь же, а то и еще более страшного демона, воплощения какого-то хтонического божества, типа пра-Диониса, Диониса-Загрея – воплощения смерти, – нужен ли ему проводник или помощник? Его окружение – черти, не столько обитатели христианского ада, сколько фольклорные родственники черта из «Ночи перед Рождеством», который украл луну и на котором кузнец Вакула летал в Санкт-Петербург за черевичками…
Не знаю, приятнее ли для евреев (для меня в том числе) осознавать, что евреи в повести Гоголя – не мошенники, не ростовщики, не скряги и даже не трусы.
Что они – и вовсе не люди.
Что они – черти.
Их помощью можно пользоваться, но смотреть нужно в оба и всякие попытки напроказить пресекать немедленно.
Если признать демоническую природу евреев, показанных в повести, то действительно, подобно многим современным филологам, нам придется согласиться с тем, что союз Тараса Бульбы с Янкелем – это союз Фауста с Мефистофелем, союз Петера Шлемиля с Господином-в-сером и прочим порождениям европейского романтического воображения. И, как следствие, произведение Гоголя неизбежно лишается даже намека на историзм – какая же история, когда перед нами сюжет о заключении договора между человеком и дьяволом!
Коли так – нечего задаваться различного рода «почему?», – пытаясь понять странную связь еврея Янкеля и запорожца Тараса. Почему Янкель постоянно выручает Тараса Бульбу, почему к нему и только к нему обращается козак за помощью в совсем уж безвыходных ситуациях? Вот потому. Потому же, почему Мефистофель то и дело спасает Фауста.
По договору. Хотя Гоголь это не написал и не описал, и приходится нам, сегодняшним, ломать себе головы, вычитывая образы, продиктованные авторским Супер-Эго – и к Супер-Эго же, но читательскому, обращенные…
Но ведь все может быть легко возвращено в земную, историческую плоскость. Всё может оказаться гораздо проще. И даже договор между Янкелем и Тарасом может оказаться подписанным не кровью, а самыми что ни на есть чернилами.
Чернильный договор против договора кровавого
С самого первого прочтения повести Н.В. Гоголя, еще в подростковом возрасте, меня будоражила загадка отношений Янкеля – нет, не с Тарасом, а с его братом, видимо, старшим – паном Дорошем. Кем он был? Почему Янкель отдал за него восемьсот цехинов – немалая сумма по тем временам, – чтобы выкупить из турецкого плена? Почему Тарас поверил сообщению об этом сразу и без всяких сомнений? Да вот, сами убедитесь:
«Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил:
– Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного Дороша! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот цехинов дал, когда нужно было выкупиться из плена у турка.
– Ты знал брата? – спросил Тарас.
– Ей-богу, знал! Великодушный был пан.