— С финнами вопрос сложный… — погрузился в раздумья царь, — с одной стороны чуть проще, нет раздела между разными державами, Финляндия целиком в Российскую империю входит. Но есть и обратная сторона медали — пробуждение национального самосознания… у них там, насколько я знаю, набирает обороты движение фенноманов…

— Как-как? — не понял Георгий.

— Ну то есть любителей всего финского… так-то при шведах там финский язык в загоне был, все говорили на шведском, а при нашей власти эти языки уравняли в правах. Так вот, во главе этого движения стоят такие люди, как профессор Снельман, поэт Руненберг и собиратель фольклора Леннрот. Этот последний пропагандирует так называемую Калевалу…

— Про эту Калевалу я слышал — это что-то вроде «Повести временных лет», только в стихах… и написана она, кажется, в Карелии, а не в Финляндии.

— Все верно, это почти как Князь Игорь, только состоит из коротких отрывков. А что до Карелии, то с ней вопрос отдельный… одно радует — таких бурных волнений, как в 30 и 63 годах в Польше, в Финляндии нет и не предвидится.

Царь задумчиво побарабанил пальцами по бокалу и добавил туда коньяку на два пальца.

— И еще вот что, Жорж, — выдал он напоследок в этой беседе, — тебе надо найти такого Густава Маннергейма… он сейчас, кажется, служит в Кавалергардском полку, лошадьми что ли он там заведует…

— И зачем нам этот Маннергейм? — непонимающе поднял брови Георгий.

— Он родился в Финляндии, правда по происхождению швед, но вся молодость его прошла в Гельсингфорсе. Он составил себе неплохую карьеру в Империи, аналогов этому сейчас, если не ошибаюсь, найти непросто… по-моему их совсем нет. Надо бы привлечь этого Густава к разрешению финских вопросов… я понятно объяснил?

— Более чем, — кратко выразился сын, — налей и мне коньячку…

Императорская яхта «Штандарт» ждала августейшую семью у третьего причала морского порта Киля. Ее только что построили в Дании, на стапелях «Бурмейстер и Вайн», была она 130 метров в длину, 16 в ширину, имела три мачты для парусов и 24 паровых котла общей мощностью 12 тысяч лошадиных сил, кои позволяли достигать скорости в 22 узла. А автономность плавания у нее значилась в 1400 морских миль или 2200 километров — до Санкт-Петербургского порта вполне хватило бы без заходов куда-либо.

— А что, мне нравится, — вынесла свой вердикт Мария после краткого осмотра яхты, — особенно вот эта фигура на носу… как уж она называется?

— Это носовая фигура, маман, — дал справку начитанный Георгий, — она же гальюнная. Используется в кораблестроении аж со времен Древнего Рима — тогда, в начале новой эры, появилась мода на украшение судов изображениями разных животных, птиц или богов, у римлян их много было в пантеоне, этих богов. Так эта традиция и прошла через две тысячи лет — у нас, например, нос яхты украшает летящий орел.

— Вот только две головы ему зря приделали, — заметил Александр, — мутант какой-то получился, а не орел.

— Так ведь герб у нас такой, папа, — возразил Георгий, — если оставить одну голову, то будет уж очень сильно походить на польский герб… надо нам это?

— Хорошо, — чуть не поперхнулся самодержец, — пусть стоит… потом что-нибудь придумаем. А теперь давайте посмотрим на каюты, там тоже много интересного.

— Налево императорские покои, — начал показывать внутренности командир яхты Иван Иванович Чагин, контр-адмирал по должности, — все отделано вишней и орехом… а напротив каюты для членов августейшей семьи, здесь в соответствии с вашими пожеланиями, государь, отделка производилась тисненой кожей и белым буком.

— Я так распоряжался? — изумился Александр, — когда это?

— В 1895 году, — доложил капитан, — в августе месяце… есть письменное указание насчет этого.

— Ну ладно, — тяжело вздохнул царь, — будем считать, что просто забыл… продолжайте экскурсию, Иван Иванович.

Чагин продемонстрировал все каюты, потом обратил внимание на коридоры, которые отделывались дубом и кленом, и провел семью на корму. Здесь по традиции размещались помещения общего пользования — столовая и зал для приемов, а также рабочий кабинет и комната отдыха императора, рядом каюты офицеров корабля. Палубой выше находится рубка для капитана и штурманская рубка. А на нижней палубе… (все гости дружно спустились по лесенке на этаж ниже) каюты для детей императорской фамилии, кубрики для матросов и обслуживающего персонала, душевые кабины. На носу два рефрижираторных отсека для хранения скоропортящихся продуктов. Вкратце все…

— А какая общая численность экипажа Штандрата? — поинтересовался Георгий.

— 370 человек, — ответил ему Чагин, — из них 32 офицера, остальные нижние чины. Но вообще-то при желании на яхте могут свободно разместиться до 500 человек, так что никакого стеснения здесь не предвидится.

— Отлично-отлично, — пробормотал царь, — еще расписание рейса озвучьте, чтобы мы были в курсе.

— Заходов в чужие порты не предвидится, государь, — тут же отчеканил Чагин, — это также в связи с вашим же распоряжением. А в морской порт Санкт-Петербурга мы должны прибыть ровно через трое суток, во второй половине дня 21 октября сего года… но это при условии хорошей погоды, конечно, если начнется шторм и встречный ветер, то путешествие может немного затянуться. По пути будем проходить проливы Фемарт-Бельт и Кадетринне, далее между островами Рюген и Борнхольм и прямиком к берегам Лифляндии. А оттуда в Финский залив.

— То есть мимо финских Або и Гельсингфорса тоже будем проплывать? — спросил любопытный Георгий.

— Точно так, Георгий Александрович, — подтвердил капитан, — только моряки говорят не «проплывать», а «проходить».

— Хорошо, проходить будем… — поправился тот и обернулся к отцу, — может, заедем к финнам, раз уж такая оказия выдалась?

— Надо подумать, — сдвинул брови Александр, — завтра решим… как говорится в одной русской поговорке — утро вечера мудренее.

А утром за завтраком в кают-компании царь объявил свое августейшее решение, обращаясь в основном к сыну.