Понимаю, что он хочет сказать, но звучит все равно так, что мне становится нестерпимо стыдно. Наша дружба определенно важнее. Или нет? Я моргаю, осознавая степень своего сумасшествия. Я просто неправильно сформулировала. Конечно, дружба важнее! Но при мысли о пересдаче меня охватывает натуральная паника. Что скажет мама? Так и вижу разочарование в ее больших зеленых глазах, так похожих на мои собственные.

– Все в порядке, – говорю наконец, – я со всем справлюсь.

– Конечно, справишься. Не загони только себя.

– Долин, выключай папочку. Я в порядке. А тебе вон твои уже сигналят, чтоб возвращался.

Антон оглядывается и машет ребятам рукой:

– Да, мы там финальный номер пишем. Я побежал. Не скучай.

Друг звонко чмокает меня в щеку и уходит. Я задумчиво смотрю ему в спину и подношу бумажный стаканчик к губам. Три свидания. Мы справимся. Антон, наверное, даже ничего не поймет. Что бы Яр ни придумал. Ну, подумаешь, оденет он меня иначе. Ну и что. Что он там еще предлагал? За руку Долю взять? Да мы вот только что за руки держались! И ничего.

У меня есть все шансы выйти победителем из спора и получить автомат за экзамен.

Киваю своим мыслям и отставляю в сторону опустевший стакан.

Нужно набросать список, который я отправлю Яру.

Итак, чем обычно занимаются друзья? Я беру ручку и вспоминаю, как обычно проводим время мы с Долиным. Достаточно быстро накидываю план, собираю вещи и уезжаю домой, напоследок махнув Антону. Доля, кажется, полностью поглощен своим КВНом, но все равно прослеживает мой путь до лестницы и широко мне улыбается.

Когда еду в автобусе, прислонив голову к холодному стеклу, мне приходит сообщение от Антона:

Убираю телефон в сумку и смотрю на пробегающие мимо улицы. Ну, конечно, все получится. Я уверена. Почти.

Идет снег. Весной пока и не пахнет. Но вот эта мартовская метель – она какая-то особенно прекрасная. Тихая и пронзительная. Я улыбаюсь. Смотрю, как преломляется свет фонарей. Как танцуют снежинки. Кружатся, выписывая замысловатые па.

А потом снова лезу в сумку. Достаю смартфон, набираю номер и прикладываю его к уху.

– Алло? – раздается из динамика недоверчиво.

– Что делаешь? – спрашиваю почти ласково.

– Э-э-э. Я с Титом.

– С Ктитаревым? – уточняю я зачем-то.

– Ну да, – он вздыхает, – Гольцман, что ты хочешь?

– Знаешь, что еще делают друзья? Болтают по телефону. Видел, какая метель на улице?

Динамик замолкает, и я на всякий случай смотрю на экран, чтобы проверить, что звонок не сорвался.

– Не видел, – наконец отвечает Шмелев.

– А ты где? – спрашиваю бесхитростно.

Он снова молчит, но пауза уже короче.

– Мы у Тита дома, рубимся в приставку.

– Выгляни в окно. Всего на секунду, – и, не сдерживаясь, восторженно добавляю, – знаешь, как там красиво!

Шмелев на том конце глубоко вздыхает, а потом я слышу кряхтение, неразборчивое бормотание, шуршание. Он встает. Правда, встает же? Прерывистое дыхание, раздраженный голос на заднем плане, хлопок двери. А потом тишина.

Я держу телефон около уха. Жадно гляжу на снежинки. Шмелев в трубке наконец снова вздыхает, оповещая о своем присутствии. Тихо произносит:

– Правда, красиво.

– Ты любишь снег? – спрашиваю, прислоняясь лбом к стеклу.

– Больше люблю лето. Море и горячий песок. Или речку с тарзанкой.

Я внутренне замираю от его нормального тона, от внезапной откровенности. Маленькой, но все же.

Говорю:

– А я люблю весну. Когда ручейки, и солнце в них отражается. И пахнет так одуряюще, знаешь?

В трубке что-то шуршит, и мне кажется, что Яр кивает.

И я прощаюсь:

– Ну ладно. Иди играть в приставку. Завтра увидимся.

– Увидимся, заучка, – подтверждает он и скидывает звонок.

Я снова убираю телефон и улыбаюсь. Душевный порыв сыграл в мою пользу. Шмелев растерялся и не смог нахамить. Хорошее начало. Иногда нужно следовать не только четкому плану, но и интуиции.

Кстати, о плане. Я достаю тетрадь и перечитываю то, что накидала в «аквариуме». Потом забиваю все в черновик сообщения Яру.