Еще два дня ушли на последние приготовления, покраску корпуса ниже ватерлинии, проверку механизмов. Наконец, «Северная дева» вышла из сухого дока, снова гордо покачиваясь на воде. Мы загрузили обратно наш груз со склада, приняли на борт свежую воду и тот небольшой запас угля, который я все же смог оплатить.

— Ну что, готовы к Северу? — крикнул я команде, собравшейся на палубе.

Ответом мне был дружный рев.

— Принять швартовы! — скомандовал Финнеган.

«Северная дева» дала прощальный гудок, медленно отходя от причала Ванкувера. Мы прошли через шторм, через поломки и ремонт, и выстояли. Впереди нас ждала Аляска.

После черной полосы, как это часто бывает, наступила белая. По крайней мере, так казалось в первые дни после выхода из Ванкувера. Фортуна, потрепавшая нас штормом и ремонтом, словно решила дать передышку. Океан успокоился, тяжелая зыбь постепенно сменилась ровной, длинной волной, а попутный ветер, как по заказу, стал нашим верным спутником. Он дул ровно, сильно, наполняя паруса «Северной Девы», и Финнеган, решив экономить драгоценный уголь, приказал идти под парусами, лишь изредка подключая паровую машину для маневров или в штиль.

Шхуна шла уверенно, рассекая темно-синюю воду. Скорость была невысокой, узлов пять-шесть, не больше, но зато устойчивой. Мы плыли на север, держась относительно недалеко от причудливо изрезанной береговой линии Британской Колумбии, мимо бесчисленных островов, покрытых густым, темным лесом, скалистых мысов и глубоких фьордов. Погода радовала — солнце часто проглядывало сквозь облака, воздух был свежим, бодрящим, хоть и прохладным. Весна здесь, на севере, только-только вступала в свои права.

Жизнь на борту вошла в свою колею. Команда несла вахты, драила палубу, проверяла такелаж под зорким оком боцмана Фогеля. Механик Бент колдовал в машинном отделении, поддерживая паровую машину в боевой готовности. Кок Чэнь радовал нас незамысловатой, но сытной морской кухней, щедро сдабривая ее остатками копченой кабанятины, которую мы добыли под Ванкувером. Артур, прощенный, но не забывший своего проступка, старательно исполнял обязанности юнги — натирал медяшки, помогал на камбузе, учился вязать морские узлы под руководством матросов и с восторгом слушал морские байки в кубрике. Похоже, он нашел свое место в этом мужском мире, и даже суровый боцман иногда по-отечески трепал его по вихрастой голове.

Мои «мексиканцы» — Сокол, Медведь и Ноко — тоже осваивались. Морская болезнь отступила, и они проводили большую часть времени на палубе, помогая команде или просто молча наблюдая за морем и проплывающими мимо берегами. Их индейская выдержка и способность быстро адаптироваться вызывали уважение у бывалых моряков. Особенно когда парни, взяв у кока леску и крючки, наловили свежей трески и палтуса к ужину. Рыбачили мы и сетями, которые я предусмотрительно купил еще в Портленде. Улов был не всегда богатым, но свежая рыба была отличным дополнением к каше, солонине и консервам.

Я же понемногу приходил в себя после ремонта и финансовых передряг. Плечо окончательно зажило, хотя правая рука все еще была слабой и не до конца послушной. Я старался больше двигаться, помогал команде по мере сил, делал упражнения, которые показал доктор Стэнли. И, конечно, много думал, разглядывал карту. Моя стартовая позиция — это вовсе не будущий Доусон. Это Сороковая миля — посёлок со старателями на слиянии реки Фортимайл и Юкона. Там я найду своих первых единомышленников. Или не найду. А еще, судя по тому, что я узнал в Ванкувере, там базируется офис Северо-Западной конной полиции, есть протестантская церковь, и самое важное — в Сороковой миле сидит канадский комиссар по золоту. Именно он занимается регистрацией участков золотодобычи по всему Юкону, Клондайку и далее. Ключевой чиновник в моих планах.

Мы шли на север вдоль так называемого Внутреннего прохода — лабиринта проливов и островов. Пейзажи были суровыми и величественными. Скалистые берега, покрытые густым хвойным лесом, поднимались прямо из воды. Вершины гор, даже здесь, на юге Аляски, были покрыты снегом. Иногда мы видели небольшие рыбацкие поселки или одинокие фактории, прилепившиеся к берегу. Жизнь здесь была трудной, зависящей от моря и капризов природы.

Последовательно миновали Белла-Белла — небольшое индейское поселение, затерянное среди островов. Затем прошли мимо Принс-Руперта, который только начинал строиться как будущий крупный порт на пути к Аляске. Видели вдалеке дымы китобойных судов. Потом был Питерсберг, основанный норвежскими рыбаками, маленький городок с аккуратными деревянными домиками и запахом рыбы, висевшим в воздухе. Прошли мимо острова Чичагова, где располагалось поселение Хуна, населенное индейцами-тлинкитами. Говорят, они были искусными резчиками по дереву и грозными воинами в прошлом.

Чем дальше мы продвигались на север, тем суровее становился пейзаж, тем реже встречались признаки цивилизации. Острова становились скалистее, леса — темнее. Погода начала портиться, солнце все реже показывалось из-за низких серых туч. Ветер крепчал, волна становилась выше. Мы прошли мимо Якутата, известного своими ледниками, сползающими прямо в море. Зрелище было впечатляющим и немного пугающим — огромные массы голубоватого льда, обрывающиеся в темную воду.

Скорость увеличилась, теперь нам помогали еще и течения. Финнеган умело использовал ветер, ведя «Деву» по запутанным проливам. Мы шли морем в сторону Сьюарда, но заходить в порт не стали — берегли время и деньги.