На берег тут же высыпали доусоновцы. Их было тысячи! Моя последняя попытка провести перепись провалилась — все свободные руки заготавливали дрова на зиму и строили хижины для вновь прибывших «чечако». Банально, чтобы разгрузить салун, недавно построенные здания мэрии и больницы. Но думаю, тысяч семь-восемь человек в городе уже проживало.

— Мэр! — меня окликнул хмурый Олаф. Здоровяк протаптывал по берегу дорожку в выпавшем ночью снегу.

— Что тебе? — я подул на руку, отогревая пальцы

— Скукум вернулся с охоты. Там, в верховьях реки, десятки лодок вмерзли в лед.

Опять спасать «чечако»! Я застонал.

Послав Артура за Скукумом, я бросился к складу, где мы хранили зимнее снаряжение. Мои новые муклуки, парка, малахай — все, что сшила для меня Снежинка, было здесь. Быстро переоделся. Теплый, мягкий мех, невесомая кожа карибу — я чувствовал себя другим человеком. Готов к холоду. Готов к делу.

Пришел индеец, спросил, что будем делать.

— Готовь нарты! — крикнул я, затягивая пояс. — Собак! Быстро!

Он кивнул, без лишних слов. Я же побежал к салуну, где уже собрались жители Доусона.

— Кузьма! Иван! — голос мой, несмотря на холод, прозвучал громко. — Скукум говорит, выше по Юкону лодки вмерзли в лед! Там много людей! Нужно идти на помощь! Немедленно! Собирайтесь.

Реакция была мгновенной. Лица доусоновцев, еще минуту назад сонные, ожили.

— Сколько людей, Итон? — спросил Кузьма.

— Никто не знает точно. Но много. Счет идет на сотни!

— Собирайтесь, мужики! — Кузьма обвел взглядом собравшихся. — Кто может идти? Нужны сани, собаки! А ну, быстро!

Поселок зашумел. Люди бросились к своим жилищам, собирая провиант, теплую одежду. Те, у кого были собаки, поспешили к псарням. У меня самого теперь было два десятка лаек, которые я купил у Снежинки. Две полноценные упряжки.

Скукум Джим уже стоял у псарни. Собаки, почуяв движение, взволнованно залаяли. Северные лайки — сильные, выносливые. Каждая собака — это несколько десятков фунтов груза, что она может тащить по снегу и льду. Десять собак — это полтонны или больше. Двадцать — уже тонна.

— Кого берем? — спросил я Джима, пока он выбирал животных, хватая за шкирку, осматривая лапы.

— Сильных, Итон. Выносливых. Кто лед чует.

Он выбрал восьмерых. Я помнил только кличку вожака — «Волчий клык» — и тех трех, что шли впереди — «Буран», «Ветер» и «Гром». Целая стихия, запряженная в нарты. Я сам немного нервничал — это был мой первый настоящий выход с собаками. Учился я недолго, теперь пришла пора сдавать экзамены.

Нарты — длинные, узкие сани без полозьев, с загнутым носом. Упряжь — кожаные шлейки, центральный ремень-потяг. Запрягают цугом, попарно. Джим помогал мне, быстро и умело. Собаки рвались вперед, нетерпеливо подпрыгивая и повизгивая.

— Стоять, черти! — прикрикнул на них Джим.

Наконец, упряжка была готова. Восемь лаек, выстроившиеся в два ряда, привязанные к нартам. На нартах — мешки с теплыми одеялами, провиантом, аптечкой, веревки, топоры, лопаты, еда. Много еды.

На берегу уже собирались другие партии. Староверы с собаками, несколько старателей, у которых тоже были свои упряжки. Штук пять нарт, человек двадцать-тридцать. В Доусоне уже нашлись люди, готовые рисковать жизнью ради незнакомцев. Это было хорошо.

— Идем! — скомандовал я, ухватившись за заднюю перекладину нарты — *погон* по-местному. Вторая пара рук, что держит нарты, управляет ими. Скукум встал впереди, показывая дорогу.

Собаки рванули вперед. Мы двинулись вверх по Юкону, вдоль берега. Под ногами — снег, тонкой коркой покрывающий землю. Справа — замерзшая река, белая, молчаливая. Слева — темный, хвойный лес.

Над Доусоном еще стоял дым костров, слышался стук молотков — стройка не останавливалась ни на минуту. Но мы уходили от города, от его тепла и суеты, в дикую, замерзшую глушь.

Погода очень быстро испортилась. Похолодало, пошел густой, плотный снегопад. Видимость — метров пятьдесят, не больше. Снег лепил в лицо, ветер пронизывал до костей. Шли медленно, осторожно.

— Скукум! Нужно кричать! Иначе пропустим кого-нибудь.

— Знаю! — ответил он.

Каждые пятьсот метров мы останавливались. Джим складывал ладони рупором и орал:

— Эй! Люди! Доусон! Идем на помощь! Живые есть?!

Потом я.

— Доусон! Эниван хиар?!

Голоса уносил ветер, растворялись в снежной пелене. В ответ — только вой ветра да скрип нарт по снегу.