— Еще не обедала? — спросил он тихо, и в его голосе не было привычной легкости, только усталость и что-то еще, что она не могла уловить.

— Нет, — ответила она, стараясь сохранить улыбку, хотя тревога уже начала подбираться к горлу. — Пойдем в кафе?

— Аль… Подожди… — вдруг замялся он, беря ее за руку. Его пальцы были теплыми, но хватка — неуверенной, осторожной, как будто он боялся ее реакции.

Ее сердце гулко забилось, отдаваясь в ребрах. Она внезапно поняла, что он готовился к серьезному разговору — очень серьезному. Глаза защипало, но она закусила губу, заставляя себя держаться. Чувствовала, как земля уходит из-под ног, как падает в бездну, но все же кивнула, стараясь выглядеть спокойной.

— Что-то не так, Артур? — спросила тихо, хотя голос дрогнул, выдавая беспокойство.

Он вздохнул, снимая очки и проводя рукой по лицу. Его глаза, теперь открытые, были усталыми, с легкими тенями под ними, но в них было что-то еще — тень сомнения, которая заставила ее сердце сжаться сильнее.

— Все не так, рыжик, — сказал он, и его голос был тяжелым, почти надломленным. — Все пошло не так, как я думал…

Альбина замерла, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Его слова, такие простые, но такие пугающие, эхом отозвались в ее голове.

Она осторожно села рядом с ним на скамейку, ощущая, что даже в жаркий день чувствует озноб.

— Что произошло, Артур? — спросила она тихим шепотом, стараясь унять дрожь в голосе.

Он опустил голову, сцепив руки так сильно, что костяшки побелели. Лицо, обычно такое открытое, теперь было напряженным, и он избегал ее взгляда.

— Я совершил грандиозную ошибку, рыжик, — ответил Артур едва слышно, и каждое слово падало, как камень. — Феерическую ошибку…

Ее ладони мгновенно вспотели, пальцы сжали телефон так, что он впился в кожу. Она все поняла сразу — еще до того, как он продолжил. Удар был таким сильным, что на секунду в глазах потемнело, а дыхание перехватило. Ей не нужны были его объяснения, чтобы почувствовать, как рушится все, во что она верила. Странно, но внешне она осталась совершенно спокойной, словно ее тело отключилось от сердца, которое разрывалось на части. Она вдруг заметила, что телефон в ее руках вибрирует — звонил Дима, как будто почувствовав ее боль через километры. Но она сбросила вызов, не в силах отвлечься, и заставила себя снова посмотреть на Артура, который все еще не поднимал глаз.

— Артур… — слова застряли в горле, и она не знала, что сказать, что спросить. Хотелось кричать, требовать объяснений, но голос предательски дрожал.

— Прости, Аль… Прости… — выдохнул он, и его голос был полон боли, но это не приносило облегчения. — Я не должен был…

Она закрыла глаза, пытаясь справиться с морозом, который охватил ее изнутри, сжимая грудь так, что дышать было больно. Его слова, его тон — все подтверждало худшее. Она хотела закричать, что он не имеет права так с ней поступать, но вместо этого только эхом повторила:

— Да… Не должен был… Ты мне вообще ничего не должен…

Он потянулся к ней, с болью взяв за руку, но Альбина вырвала ладонь из его хватки, словно даже прикосновение обжигало. Она не хотела его тепла — не теперь, когда оно казалось ложью.

— Все в порядке, — сказала она, и ее голос был мертвым, лишенным жизни, как будто говорил кто-то другой.

— Нет… Знаю, что не в порядке… — Артур наконец поднял взгляд, и его глаза, полные вины и смятения, встретились с ее. — Но, Аль, ты же сама видишь… Мы разные… разные настолько, что…

Он замолчал, словно осознав, как банально и глупо звучат его слова. Но для Альбины они были как нож, вонзившийся еще глубже. "Мы разные". Эти слова она слышала от матери, от себя самой в моменты сомнений, и теперь они исходили от него — человека, который обещал, что их различия не имеют значения. Телефон снова завибрировал, и она, не глядя, сбросила вызов Димы, чувствуя, как внутри все рушится.

— Ты прав… — прошептала Альбина, и ее голос был пустым, как выжженная пустыня. Она смотрела на Артура, но видела не его — не того мужчину, чьи объятия были ее убежищем, чья улыбка заставляла сердце биться быстрее. Перед ней стояли все ее страхи, ожившие, реальные, неотвратимые. — Мы разные.

Он открыл рот, чтобы возразить, но она подняла руку, останавливая его. Ей не нужны были его слова, его попытки смягчить удар, который уже расколол ее мир. Она встала, чувствуя, как ноги дрожат, едва удерживая ее, и сделала шаг назад, словно физическое расстояние могло защитить от боли, раздирающей ее изнутри.

— Не надо, Артур, — сказала она, и боль была почти физической, скручивая живот и грудь в тугой, невыносимый ком. — Я глупая и смешная, но не тупая… Мне не надо говорить все десять раз — понимаю с одного.

— Аль, послушай! — Он вскочил, шагнув к ней, и в его голосе смешались отчаяние и вина. — Не ты глупая, так все получилось! Я… знаешь… — Он запнулся, проводя рукой по волосам, пытаясь успокоиться. — Я думал… Я действительно испытывал к тебе то, что не испытывал к другим. Но… я перепутал предчувствие любви с настоящим чувством… Аль… Я знаю…

— Достаточно, — тихо перебила она, и ее голос был холодным, как лед, хотя внутри все горело. — Пожалуйста, хватит. Не унижай ни меня, ни себя. Довольно того, что ты хотя бы честно сказал мне… Не делал из меня идиотку…