Выпивает рюмку — и ложится спать.

В небе ангел смерти свой заносит нож.

И ужалит пуля — подло, будто ложь.

Поздним утром Магда встала ото сна.

Тяжкие виденья мучали ее.

— Магда, дорогая, что же ты грустна?

Без улыбки смотришь в зеркальце свое?

— Мой супруг, приснился мне сегодня сон:

Выстрел... лужа крови... мертвый человек...

Кто он — я не знаю, мне неведом он.

— Успокойся, Магда. Всё прошло — навек...

Над Берлином ангел занесет свой нож.

Яд с ножа прольется сладкий, будто ложь...

...Меж тем над Европой ткань цивилизации всё тоньше. Она, эта ткань, расползается, словно истлевший саван под грубыми пальцами могильщиков. И в образующиеся дыры врывается потусторонний черный ужас, призванный в наш мир теми самыми маршами, речами, парадами — магическими заклинаниями, неожиданно обретшими силу в двадцатом столетии. Вихрится на улицах городов страшный карнавал, словно «Дикая охота» вырвалась, наконец, из Преисподней — и ткань цивилизации превратилась в лохмотья...

Ночной карнавал

Гуляет непутевая судьба

От двери к двери и от дома к дому.

Кого-то избавляет от горба,

Кому-то дарит странную истому.

За нею вьются призраки гурьбой,

Качаются рессорные кареты.

Опутанные темной ворожбой,

Теряются подростки и поэты.

Над улицей спирали темноты

Вращаются колесами Фортуны.

Уходят музыканты, а шуты

Грохочут в бубны, обрывают струны.

Клубятся облаками над и под

Бессвязные, бессмысленные речи.

И увлекает этот хоровод,

Разлуки предвещая — и невстречи.

А на рассвете гаснут фонари,

И звуки растворяются в тумане,

И в блеске неестественной зари

Куда-то исчезают горожане.

И плавают обрывки чьих-то снов,

Остатки снов, причудливо игравших...

А по дороге ходит Крысолов,

Разыскивая спящих и отставших.

В 1914 году мать Магды вышла замуж за богатого еврея Рихарда Фридлендера. Он удочерил рожденную вне брака Магду, так что в пять лет Магда стала Магдой Фридлендер. В 1938 году по распоряжению зятя, Йозефа Геббельса, ветеран Первой мировой войны Рихард Фридлендер был отправлен в концлагерь.

Ерейский вальс

Старый еврей тоскливо

Ждет два часа в приемной.

Орден приколот криво —

Старый, солдатский, черный.

Орден носить негоже

С желтой Звездой Давида.

Он понимает. Все же

Носит — и не для вида.

...На виске пульсирует жилка,

Отзывается громким стуком:

«Фрау Гeршкович, Вам посылка.

Вам коробка из Равенсбрюка.

Муж скончался — в пансионате.

Можно больше не слать подарки.

За кремацию — счет к оплате.

Девяносто четыре марки...»

Входит министр. Он занят:

«Фридлендер, что ты хочешь?

Высылка — наказанье?!

Что ты, еврей, бормочешь?

Вот Бухенвальд. Так даже

Пища там здоровее!

Или Дахау, скажем:

Это курорт евреям!»

...На виске пульсирует жилка.

А у Бога — простое сальдо.

«Фрау Хoровиц, Вам посылка.

Вам коробка из Бухенвальда.

За кремацию — счет к оплате.

Девяносто четыре марки.