— Хорошо, что я вообще услышал звонок, обычно меня до утра и пушкой не разбудишь!

— Тогда мне повезло вдвойне!

— От полиции никаких новостей?

Качаю головой.

— Пока нет.

— Может, я снова?..

— …но думаю, ни вам, ни мне нет смысла вмешиваться — наши юристы все держат под контролем, наверняка полицейскому начальству уже весь мозг проели!

— Да, я всё время забываю, что за вас есть кому заступиться.

Вот только когда понадобилась помощь, никого из «заступников» рядом не оказалось… Одергиваю себя: выбрала самостоятельную жизнь, так не жалуйся! Впрочем, и вполне послушных детей тоже похищают.

Вечер продолжается. Не без усилий пытаемся найти темы беседы, точки соприкосновения, так сказать. Конечно, эта задача актуальна прежде всего для самого Чэна, но сегодня я все-таки хозяйка дома. Задаю вежливые вопросы о его бизнесе, но совершенно не собираюсь вникать в тонкости переработки продуктов и сложности получения всех необходимых регистраций, контролей и разрешений. Так же как и он не стремится понять разницу в литературе разных эпох; уверена, что книг и тем более стихов наш бизнесмен не читает. Ну разве что какие-нибудь специализированные справочники и своды законов — чтобы знать, как их безопасно нарушать…

Хм. Похоже, я готова приписать «жениху» все мыслимые преступления и проступки! Предубеждена и очень подозрительна. А вдруг я ошибаюсь, и Маркус Чэн — честнейший человек, ни разу в жизни не уклонявшийся от налогов и не дававший взятки никакому должностному лицу? К тому же нежный отец и заботливый любящий муж. Последнее вообще можно проверить на собственном опыте…

Скрывая улыбку, делаю крохотный глоток и перехватываю взгляд Чэна: гость смотрит на мой рот так сосредоточенно, словно он глухой, читающий по губам.

Или мужчина, воображающий, как их целует…

Ох! А вот это мысленное восклицание относится не к моему возмущению или смущению. А к тому, что я тоже это вдруг представляю и очень хорошо. Настолько хорошо, что даже собираюсь укрыться на кухне — спрятать внезапно загоревшееся лицо.

К счастью, Чэн ставит недопитый бокал и поднимается.

— Пожалуй, я уже пойду. А то… так и тянет нарушить обещание!

Провожая гостя до двери, укоризненно качаю головой.

— Ай-ай! Так у вас в планах было-таки намечено ограбление?

Задумчиво кивает и так же серьезно отвечает:

— Кое-что, планировал, да. Благодарю за приглашение и ужин, Эбигейл. До встречи.

— Благополучно вам добраться до дома.

По комнате, заглушая запахи еды, плывет аромат свежих пионов, смешанный со стойким ароматом уже практически бессмертной однодневки. Споласкиваю посуду и невольно улыбаюсь, вспоминая досадливую реакцию гостя на студенчески живучий цветок и якобы небрежный вопрос: женат-помолвлен ли мамин секретарь. Впрочем, Чэн и должен быть настороже — а то мало ли по какой причине его номинальная невеста отказывает; вдруг у нее тайный возлюбленный в анамнезе?

Пусть я неохотно согласилась на ужин в собственном доме, вечер прошел неожиданно хорошо: мы ели-пили, разговаривали — уж и не припомнить, на какие темы. Неловкость и напряжение возникли только после внезапного заявления Чэна, что он хочет узнать меня. Настоящую. Кто ж ему позволит? Не собираюсь откровенничать с малознакомым человеком, ни с того ни с сего наметившим меня в жены. Да и вообще каждый знает самого себя только до какого-то предела. До первой непривычной ситуации, вызывающей чувства и мысли, о существовании которых ты даже не подозревал. Еще и разрушит в собственный глазах твой светлый образ, который ты и окружение взращивали и пестовали с рождения…

Но все же вечер получился неожиданно приятным.

Наверное, алкоголь тому причиной, но, на удивление, сегодня я засыпаю, едва лишь коснувшись головой подушки.

Хоть и тут же жалею, но выбраться из трясины сновидения уже никак: я всё куда-то бегу, колочу в запертые двери и окна, пробираюсь через пустоши, полные затягивающей грязи, бреду по колено в потоках мутной воды… А параллельно снам в окна моей спальни бьется ураганный ветер, скрипит и настойчиво стучит сухими черными ветками голое мертвое дерево, пронзительно кричат в ночи совы, предсказывая чью-то близкую смерть, и все вместе — воем, стуком, криками-уханьем — глумятся надо мной, угрожая и смеясь: «Опять вздумала на что-то надеяться, о чем-то загадывать, ждать от будущего хорошего?! Ну что ж, только попробуй, глупая ты девка, и увидишь!»

А я всё бреду, всё бегу, пытаясь кого-то отыскать, или выбраться, наконец, из этих недобрых мест, из нескончаемого тягостного сновидения…

Пока не просыпаюсь от собственного стона-крика. Сажусь на кровати с колотящимся сердцем и мокрым то ли от пота, то ли от слез лицом.

За окном предрассветно серо. Тихо.

Никакого ветра.

И дерево под моими окнами никогда не росло.

И уж тем более никаких совиных стай.

Это был просто сон во сне.

Или честное предостережение. Не планируй. Не мечтай.