Про Дина он этого не говорит, отмечаю машинально. Значит, как и Чэн, считает моего первого жениха… не буду уточнять, кем именно! Спрашиваю на пределе спокойствия:

— И как связаны моя безопасность и нападение на Маркуса? Он ведь тогда находился в Гейланге, в трех районах от моего дома!

— Ваши родители должны знать, что господин Чэн — не самая лучшая партия для их дочери, — не моргнув глазом, заявляет секретарь. — Если уж он связан с криминальными разборками…

Я в бессильном изумлении всплескиваю руками.

— Захария, да ты у нас просто серый кардинал какой-то! С каких пор ты принимаешь решения за меня и за моих родителей?!

— Наверное, с тех самых пор, когда вы, точнее, ваш отец, наняли меня для контроля за вашей матушкой, — говорит Лэй. — То есть все согласились, что именно я решаю, что для нее будет лучше.

В голосе его мне чудится насмешка. Но, конечно, только лишь чудится, ведь секретарь смотрит на меня обычным серьезным взглядом.

— Хм, а я ведь иногда подумывала, что ты слишком уж… широко понимаешь интересы моей матери. Контроль теперь распространяется и на меня? Захария, а ты не заметил, что я давно уже взрослая и самостоятельная?

Секретарь слегка наклоняет голову набок. Спрашивает с подчеркнутым интересом — а вот тут ирония в голосе становится очевидной!

— И вы всегда принимаете взрослые, разумные и взвешенные решения?

На что это он сейчас намекает?

— Не всегда, — соглашаюсь я на пределе спокойствия. Лэй явно пытается увести меня от конкретной сегодняшней ситуации в дебри психологических заморочек, а проще говоря — заболтать. — Есть множество поступков, которые меня не красят, которых я стыжусь, таких, что вообще стараюсь не вспоминать… Как и любой другой человек. Даже такой непогрешимый и разумный как ты, Захария. Но из этого вовсе не следует, что кто-то без моего ведома имеет право влиять на мою жизнь, уверяя, что так будет лучше. Поэтому очень тебя прошу: впредь…

Секретарь — неслыханное дело! — перебивает меня:

— Я лишь хочу оградить вашу семью и вас саму от новых неприятностей. Новой трагедии.

Как обухом по голове!

— То есть ты уверен, что трагедия обязательно случится? — спрашиваю через паузу. Обычно секретарь всегда учтиво опускает взгляд, но сейчас отвечает таким же прямым и долгим.

— Вы ведь и сами так думаете, Эбигейл.

Я уже бросила перед собой притворяться — да, боюсь. Но когда то же самое повторяет человек, которому ты привык верить, на чье мнение всегда полагался… Я опять чувствую себя слабой, испуганной и беззащитной. Отхожу и сажусь на кровать. Говорю уже без прежнего напора:

— И все же, Захария, прошу запомнить: своей жизнью, своими решениями, выбором, правильным или неправильным, распоряжаюсь я сама. Не мама. Не отец. Не, тем более, ты. Я! Тебе это понятно?

Секретарь кивает и тут же спрашивает с невиданным упрямством:

— Так вы все-таки собираетесь заключить брак с господином Чэном?

Окажись здесь Маркус Чэн, я бы вышла за него просто молниеносно — просто от злости.

— Если тебя это так волнует, ты будешь первым, кому я сообщу о своем решении!

— Как скажете, госпожа Эбигейл. Я могу идти? — Секретарь кланяется, поворачивается и приостанавливается, завидев куколку, которую я вновь машинально взяла в руки. Приглядывается, и — опять же немыслимо! — без моего приглашения входит в комнату. Спрашивает совершенно другим тоном: — Куклу, случайно, не няня Ван подарила?

— Эту-то? — верчу я в руках игрушку. — Она самая. А как ты догадался?

Секретарь медлит, внимательно разглядывая куклу.

— Насколько я помню, няня была с южных провинций?

— Кажется, да. А что?

— Знакомый тип вышивки. На юге живы старинные традиции заговоров на детские вещи с помощью вышивок и рисунков: на одежде, посуде, игрушках. Слышали о древней обережной магии? Например, о заговорах от тигров-людоедов, злых духов, смертельных поветрий типа оспы?

— Ох ты, — я верчу в руках куколку. — Никогда бы не подумала! Вот эти узоры на платье, да?

— В том числе, — соглашается Захария и, не меняя тона, продолжает: — А еще некоторые такие символы указывают, что данный конкретный ребенок берет на себя беды и грехи своей семьи или даже целого селения.

— То есть?

— Как в сказках отдают дракону прекрасную деву, чтобы тот не разорял город, — поясняет секретарь. — Или прогоняют в пустыню так называемого козла отпущения. То есть фактически обрекают ребенка на смерть. Иногда просто-напросто отправляют его в лес, где он гарантированно погибнет от голода, диких зверей, ядовитых змей… Особенно, как вы понимаете, такое было распространено в отношении ненужных вторых-третьих дочерей. Причем традиции сильны до сих пор: несколько лет назад судили жителей деревни, которые проделывали такое регулярно — а то как-то слишком тяжко им в последнее время живется…