Шрифт:
— В горах солнце беспощадное, — попытался пошутить я, но голос дрогнул.
Заметив подошедших друзей, мама вдруг оживилась.
— Мои мальчики! — воскликнула она, забыв про все условности, и принялась обнимать каждого: и Амата, и Сергея, и Митю. — Спасибо, что привезли его домой.
— Это мы вас должны благодарить, Ирина Владимировна, — отойдя на шаг, поклонился Романов. — Если бы не ваш сын, мы бы не выбрались оттуда.
При этих словах мама ещё сильнее обняла не успевших ретироваться Амата и Сергея.
Я заметил, как Качалов резко отвернулся, быстро вытирая рукавом предательскую влагу в уголках глаз.
— Пыль, — буркнул он.
Мы вошли в дом, где на столе стояли три тарелки, хотя ели только двое: мама и Тася.
— Мама всегда просила накрывать на троих, — пояснила сестра, усаживаясь рядом. — Говорила, что так ты быстрее вернёшься.
Я осмотрел стол. Там были мои любимые блюда: томлёная в сметане телятина с хреном, румяные драники с хрустящей корочкой, салат из молодой свёклы с грецкими орехами… Аромат свежеиспечённого хлеба и пряностей заполнил комнату, и в горле вдруг стало тесно от нахлынувших воспоминаний.
— Ты даже пирожки с вишней приготовила, — прошептал я, глядя на маму.
— А то, — фыркнула Тася. — Я уже думала, если ты не вернёшься, мне до конца жизни придётся их есть.
В дверях кухни показался Потап. За эти два месяца мой слуга постарел на десять лет: спина согнулась, руки дрожали, а в глазах, прежде таких живых, теперь читалась усталость.
— Кирилл Павлович… — прохрипел он.
Я подошёл и крепко обнял старика, чувствуя, как его костлявые плечи вздрагивают.
— Спасибо, что держал оборону, — сказал я.
В этот момент в комнату влетела Машка, вся раскрасневшаяся, с подносом в руках.
— Приборы принесла! — объявила она, торопливо расставляя тарелки и бокалы.
Мама кивнула ей с благодарностью, а я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствую, что наконец всё на своих местах.
И пусть за стенами дома ещё ждут дела, долги и враги.
Но сейчас это мой остров спокойствия. Маленький, тёплый, настоящий. И пока я здесь, я могу снова побыть просто сыном, а не принимающим важные решения патриархом рода Пестовых.
Проснулся от мягкого солнечного света, пробивавшегося сквозь кружевные шторы. За окном щебетали синицы, а где-то вдалеке слышалось ржание лошадей.
Выйдя из комнаты, я ощутил аромат свежей сдобы с корицей, только что смолотого кофе и едва уловимый запах маминых духов с ландышем и ноткой ванили.
В столовой мама неспешно попивала чай из своей любимой фарфоровой посуды. Эта чашка, пережившая три переезда и два пожара, казалась мне символом нашей семейной стойкости.
За столом сидела Тася. Она была ещё сонная и ковыряла ложкой в тарелке с кашей, но при моём появлении оживилась, широко зевнув.
— Кирилл, ты собрался в Новогородск? — голос сестры звучал хрипловато после сна. Она потянулась за графином с морсом, случайно задев локтём вазочку с вишнёвым вареньем. Мама мгновенно подхватила её изящным движением, не проронив ни капли.
Я невольно залюбовался этой реакцией. Всё та же старая школа: женщина должна быть грациозной даже в самый обычный будний день.
— Всем доброго утра, — сказал я улыбаясь и подошёл к буфету, где Машка уже наливала мне кофе в высокую чашку с изображением кораблей. — Да, как вчера и говорил, поеду отдать заявление об уходе из академии.
— Доброе утро, сынок, — мама отпила чаю, и я заметил, как солнечный свет играет в её рыжих волосах. На миг она показалась мне гораздо моложе своих лет. — Ты хотя бы позавтракаешь как следует? Григорий специально испёк круассаны с миндальной начинкой.
— Мама, без твоего завтрака никуда, — я подошёл и поцеловал её в щёку.
В этот момент дверь в столовую распахнулась.
Первым вошёл Амат, растягивая мышцы спины, его зелёная рубаха была помята, а в чёрных как смоль волосах торчало сено, видимо, осталось ещё с поездки в кузове грузовика. За ним следовал Митя, его приведённая в порядок одежда сильно контрастировала с растрёпанным видом Амата. Замыкал шествие Сергей, бодро напевающий какую-то морскую песню и тут же замолкший при виде мамы.
— Простите, Ирина Владимировна, мы не хотели беспокоить, — смущённо пробормотал Качалов, поправляя ремень с фамильным клинком.