Нет, не бывать этому!

— Штуцеры есть, ваше благородие, нашёл в арсенале! — радостно сообщил один из моих солдат. — Пять и есть.

— Мало… А есть кто справно стреляет с них? — спросил я, всё больше стараясь говорить в манере тех людей, с кем приходится общаться.

— Справно? Видать, что я более иных… Макар еще… Фрол… Найдём, ваше благородие, кому стрелять, — отвечал сержант Кашин.

Из того, что я знал по военной истории времени, я помнил про штуцеры. Это нарезное оружие. Били они точнее и дальше фузей. Да, я знал про долгое заряжание, но и у нас будет время — попасть в лодку с французами и перезарядиться. Именно так: даже не в человека, а по днищам целиться. Тем более на корабле заряжание должно быть чуть быстрее. Можно же прикладом ударить по палубу, чтобы пуля быстрее ушла в ствол.

Может использовать штуцера и так себе идея. Но пока не мог себе представить, что значит стрелять и не целиться. С фузеей кто стреляет даже голову отворачивают. Так в кино… Думаю в этом как раз фильмы не врут. А в штецера пуля чуть меньшая дура и должна лететь, куда ее посылают.

Как будет происходить абордаж, я уже понял. Вражеские корабли даже не дрейфовали — они спустили якоря. Балтика не глубока, позволяла это сделать.

Так что десант пойдёт на шлюпках. А море волновалось, и то, что мы стояли на дрейфе, тоже было проблемой. Корабль разворачивало. Но и французы получат свое. Море и для нас и для них негостеприимное, волнующееся.

— Вот! Хватит, али ещё нужно? — спрашивал боцман, показывая на место для установки пушки.

— Справно, — подтвердил Спиридов.

— Давай, тащи пушки! — скомандовал я.

Осадные орудия стояли привязанными на палубе. Две пушки были 18-фунтовыми, ещё три мортиры — пятипудовые.

Спасибо товарищам, ну или господам, что много говорят, а я внимательно слушаю. Теперь знаю, где сколько фунтов и сколько пудов в тех орудиях, что, как оказалось, за мной числились. Нужно еще было включить внутренний калькулятор, чтобы представлять что к чему в привычной мне метрической системе мер.

Пушки были в данный момент почти что чемоданом без ручки. Они очень сильно перегружали Митаву. Так что я даже всерьез думал о том, чтобы сбросить орудия, как балласт, если не получится задуманное. Впрочем, если не получится, нужно весь корабль пускать на дно.

— Итак, господа, мы готовы, — сказал я, обращаясь к тем, кто пришел на военный совет.

— Французские команды, не дождавшись спущенных наших флагов, уже усаживаются в лодки, — когда я дал слово Спиридову, он стал докладывать. — До двух рот неприятеля пойдет на приступ. Нас — шесть десятков. Коли же в бой не вступят линейные корабли, мы имеем шанс подбить французов и спешно уходить.

— Я правильно понимаю, что им нужно начать спасение утопающих, и будет не до нас? — спросил я.

— Вы всех нас погубите, — высказал скепсис присоединившийся к военному совету корабельный комиссар.

— А все ли вы готовы умереть, но не сдаться? Покрыть себя славой, а не позором? — строго спросил я. — Тогда нужно готовиться ко всему, даже к тому, чтобы и самим взрывать фрегат.

— А вы мною не командуйте, я выше чином… — тот же комиссар вновь высказался.

— Если пришли, то уж подчинитесь! Нет, то идите и молитесь! — жестко потребовал я. — Меня волнуют пушки, а не ваши титулы и чины.

— Знаете ли… — возмутился комисар, но замолчал.

— Только Богу то ведомо. Еще никто сию задумку не пробовал. Кому сказать… Осадным орудием бить с корабля! — Лаптев покачал головой.

Главная проблема была в том, что на Митаве просто не хватало огневой мощи. Фрегат имел тридцать две пушки против суммарно ста двадцати двух пушек французов — почти один к четырем. И даже мне, человеку, опирающемуся на логику, а не на опыт морского сражения, понятно, что мы не можем давать бой линейным кораблям. Нам нужно уходить.

С другой же стороны, ни у нас, ни у противника, нет пушек на корме или на носе. Вот это и собирались мы исправить, что иметь возможность ударить по неприятелю, когда у противника нечем отвечать, пока из бортовые орудия не станут до нас доставать.

— Хранцузы идут! — закричал впередсмотрящий. — На лодках!

— Начинаем! — сказал я и направился на корму.

Именно тут и были прикреплены две пушки, которые я сопровождал к Данцигу. Мортиры, чтобы их навесная траектория не повредила наши же паруса, смещены к корме.

— Готовы, братцы? — спросил я, подойдя к изготовившимся бойцам.

— Как есть, ваше благородие. Готовы! — отвечал за всех сержант.

Три, пять, восемь шлюпок были спущены на воду французами. Это меньше двух рот солдат. Но ненамного.

— Ставим паруса! — скомандовал все-таки корабельный комиссар, как старший офицер.

Я бы предпочел, чтобы этот приказ все же звучал от Спиридова? Энергичный он малый, недаром стал адмиралом и одним из творцов победы в Чесменском сражении.