Усевшись на пол рядом с желобом, я стал отчаянно думать, что делать. Признаться, мои тогдашние страхи не имели серьезных оснований: отец никогда в жизни не поднимал на меня руку и крайне редко повышал голос. Однако тогда я не столько испугался наказания, сколько боялся огорчить его и маму.

«Идиот», — ругал я себя. — «Ты бы еще их свидетельством о браке догадался костер на даче разжечь…»

Спасло меня в итоге элементарное знание физики: порывшись у папы в карманах, я нашел маленький магнит, который он зачем-то всюду таскал с собой, нарыл у себя в рюкзаке какую-то веревочку и с ее помощью поднял кольцо через решетку наверх. Уже позже, когда я начал изучать в школе физику, я понял, как мне повезло, что мои родители женились бедными студентами — на золотые кольца у них не было денег, и они купили позолоченные. Кольцо из чистого золота не прилипло бы к магниту.

А тогда я, обычный пацан, просто вытер со лба холодный пот, оделся, вернул кольцо на место в ванную и стал собираться на завтрак.

На кухне громко засвистел чайник, тот самый, который переехал с нами когда-то в новый дом. Верещал он просто нещадно и мог разбудить целый этаж. Вообще чайник со свистком, по-моему, являлся просто безумием советской кухни. Нередко он появлялся в семье как чей-то подарок. Ему искренне радовались, несколько дней с восторгом слушали его истерический свист, а потом с раздражением запихивали этот чайник на антресоли и возвращались к привычному эмалированному чайнику.

Помню, в детстве я какое-то время просыпался от свиста чайника каждое утро по три раза: в шесть, в шесть тридцать и в восемь утра. В шесть утра кипятила чайник моя бабушка, которой нужно было ехать на работу дальше всех, потом — отец, ну а позже всех вставали мы с мамой… Закончилось тем, что мама, которую этот истерический свист вконец достал, передарила чайник соседке и купила на рынке обычный эмалированный. Теперь я вволю мог каждую ночь до восьми утра смотреть свои детские беззаботные сны…

— О, как раз вовремя скипел! Пойдем, «индюшку» заварим! Оля в лотерее недавно выиграла форму для выпечки, теперь каждый день орешки со сгущенкой делает, вкуснотища! — сказал отец и, пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, пошел готовить чай. Я последовал за ним, озираясь. Так странно: вроде бы я знаю, что Оля — это моя мама, но не могу назвать ее мамой в присутствии отца… В эту квартиру меня принесли совсем маленьким, и прожил я тут недолго — в конце восьмидесятых мы переехали в другой район, а в этой квартире осталась жить бабушка.

С момента, как я ушел из этой квартиры, прошло целых два года, но она несильно изменилась. На стене в коридоре висели те же рога оленя — атрибут многих советских квартир, совершенно мне не понятный. Отец с его ростом, когда выходил в темноте в коридор, постоянно задевал эти рога головой. Еще висела симпатичная чеканка, которую папа сделал своими руками, и репродукция картины «Утро в сосновом лесу».

У зеркала стояла та же тумбочка. Позже на стене рядом с зеркалом появятся несколько моих детских рисунков с корявой подписью: «Бабошке от Алеше на паметь». Но меня пока еще нет даже в проекте. Добавился только узкий книжный стеллаж в коридоре — отец очень любил читать, и все купленные книги в комнате, видимо, уже не умещались.

Я вошел на небольшую и хорошо знакомую мне кухню. В ней тоже мало что изменилось — разве что добавился новый стол, побольше, да на стене появились несколько черно-белых фотографий в рамочке. На одной были запечатлены отец с мамой в ЗАГСе: мама, как было принято в восьмидесятых, с пышной модной прической, в фате и белом платье, и отец, надевающий ей колечко на палец. На другой фотографии были тоже мои родители, но в кругу своих родных и друзей — свадьбу они отмечали шумной веселой компанией.

Ни дорогих колец, ни лимузинов, разумеется, у пары бедных студентов не было. Платье себе на свадьбу мама одолжила у подружки, недавно вышедшей замуж. Позже это платье перешло по очереди еще к трем маминым подружкам и считалось счастливым: все барышни, вышедшие в нем замуж, ни разу не разводились. Папа разорился на новый костюм, который носил потом еще лет десять, пока не погрузнел и не располнел. А в качестве свадебного путешествия отец с мамой поехали не в Турцию, а в поход на байдарках. Вернулись только в конце августа, веселые, довольные и очень-очень загорелые…

Два года назад на этой самой кухне происходили события, которые я никогда не забуду: отец, со свойственной ему невозмутимостью, отпаивал горячим чаем моего друга Вальку. У Вальки случилась беда: девушка Тамара, в которую он был влюблен, была ранена. В тот злополучный ноябрьский вечер 1986 года Валька вместе со своей зазнобой и не подразумевали, что случится что-то плохое. Обнявшись и иногда останавливаясь для того, чтобы поцеловаться, они прогуливались у универмага «Молодежный».

— Представляешь, — говорила приятелю Тамара, — родители уезжают на все выходные! Приходи ко мне. Вино откроем, я вырезку запеку в духовке… Целые выходные будем одни, представляешь?