— Порядок! — я хотел было по старой привычке откинуться на спинку хорошего игрового кресла, которое давно стояло в моей современной квартире, но чуть не грохнулся на пол. Подо мной была обычная деревянная табуретка. — Фокин его фамилия.

— Осторожно! — со смехом сказал отец, подставляя руку мне под спину, чтобы я не упал. — Порядок, так порядок! Я почему-то догадывался. Значит, Коля Фокин? Ну тогда, наверное, можно считать, что нам повезло. Возможно, конечно, что это просто совпадение, но я так не думаю.

— В чем? — недоумевающе спросил я.

— А вот сейчас узнаешь! — ответил отец. — Только нам с тобой надо будет в одно место еще наведаться… Там, правда, комаров как грязи… Да и грязи полно. Надо средство от комаров взять! Но должно быть интересно!

— Ну вот, приехали, — сказал отец, когда мы, потягиваясь, вышли из электрички на платформу. — Надеюсь, до вечера мы с тобой успеем обернуться. По идее должны успеть, если сильно засиживаться не будем.

— Может, мы и еще одного нашего приятеля, встретим, Леньку, рыжего такого, — вдруг пришла мне в голову мысль.

— Леньку? Это кто такой? — нахмурив лоб, спросил отец.

— Не помнишь разве? Тот, с которым в парке Горького гуляли, когда с тобой… ну, познакомились, в общем.

— А… — развеселился отец. — Он хиппи, кажется. Забавные они ребята.

— Да, хипповал когда-то и на бардовские фестивали наведывался.

— Как у этого Леньки дела-то, кстати? Тоже женится? — продолжал расспрашивать меня отец. Мне было всегда приятно, что он искренне интересуется моей жизнью.

— О, не! Этот из свободолюбивых. Ему только на гитаре бренчать да у костра сидеть. Отчислили его, Валька рассказывал. Фарцовкой он занялся с приятелем и погорел на этом. Сейчас в Техноложку перевелся, в Ленинграде живет.

— Да уж, дела… — озадаченно сказал отец. — В это дело лучше не лезть, если не уверен. Я вот вообще ни с каким криминалом не связываюсь. Да, забыл совсем спросить, ты где живешь-то?

— В общагу вернулся, уже с концами, до зимней сессии, — ответил я, надевая солнечные очки. Было все еще довольно жарко, и солнце слепило нещадно. Моя разбитая физиономия уже мало-помалу стала заживать — главный врач «Склифа» знал свое дело. — Договорился с вахтершей, она и пустила за шоколадку. Ей, признаться, скучно там, говорит, что уже соскучилась по «охламонам». У нас же что ни день, то происшествие. Мы с Валькой у нее на хорошем счету: не бузим, не напиваемся, мебель не ломаем… Чего бы и не пустить? Миша, ты объясни, что случилось-то? И зачем мы сюда приехали?

— Сейчас сам все узнаешь. Я же тебе про соседку нашу, Клаву, рассказывал…

— Клаву?

— Ну да, Клава Фокина, непутевая которая. Да не, ты не подумай, я не смеюсь над ней. Она девушка в целом-то неплохая, добрая, отзывчивая, поет отлично, на гитаре играет, талантливая. Неприкаянная только. То туда ее мотает, то сюда. Сначала в «Гнесинку» поступила, певицей хотела стать, да что-то у нее не срослось, хотя все данные есть. Потом с байкерами связалась, гоняла на мотоцикле в кожанке, перевернулась и чуть не убилась, пару ребер поломала да сотрясение заработала. Потом к хиппи примкнула, ходила вся в разноцветных ленточках. На «собаках» в Ленинград намылилась…

— На собаках?

— Зайцем, то есть, выражение есть такое. Не слышал разве? В общем, ехала, ехала она «на собаках», да так и не доехала. Сняли ее с поезда. Теперь с бардами тусуется, ходит в каких-то штанах драных, телогрейке, с гитарой за спиной и песенником в руках… И друзья у нее — под стать ей, стригутся раз в год, бородой по самые уши заросли. Она даже на Грушинский фестиваль куда-то под Самару ездила. «Грушинку» вроде запретили, не знаю, почему, они подпольно теперь собираются. А здесь, в Подмосковье, куда мы приехали, КСП проходит, не первый год уже. Каждый год в августе.

— КСП?

— Конкурс самодеятельной песни же, — растолковывал мне отец. — У вас в институте такие не проводятся разве? Слушай, ты все такой же странный, как и тогда, пару лет назад, хоть и в армии уже успел отслужить… Ни разу не слышал, что ли?

— Забыл за два года в армии, — выкрутился я. — Придется теперь снова привыкать к студенческой жизни.

Про бардов я, конечно же, слышал, хоть и немного. Отец, правда, никогда особо музыкой не увлекался, ему больше нравились книги, шахматы и возня с радиоэлектроникой. А вот кое-то из его друзей-однокурсников в свое время гонял на фестивали, даже на самые крупные, вроде Грушинского под Самарой. С бардами одно время тусовался и третий наш с Валькой приятель — рыжий Ленька.

Я лично никогда не видел ничего интересного в палаточном отдыхе на природе. Нет, на денек конечно, можно съездить: подышать воздухом, посмотреть на красивый закат, половить рыбу, пособирать ягоды… Но жить так несколько дней? Нет уж, увольте! Умываться из железного рукомойника, привязанного к дереву, готовить на костре, мыть посуду песком и ходить в туалет под елку?

В лагере «Юность» у нас хотя бы все удобства имелись. Да и каша, приготовленная на костре, поначалу, конечно, вкусная, а через неделю, глядишь, уже и приестся. К тому же спать в спальном мешке, в тесноте, жутко неудобно. Я, зумер, с детства привыкший к комфортной жизни, люблю устроиться на двуспальной кровати, на ней просторно. Именно такая кровать ждет меня сейчас в моей хорошей квартире в новостройке, из которой молодой программист Алексей невесть куда исчез пару недель назад… Сейчас этой квартиры и в проекте-то нет…