Как я и предчувствовала, у самого выхода меня трогает за плечо начальник отдела — и это означает, что сбежать незамеченной не получится.

— Оленька, загляните ко мне…

Я оборачиваюсь с безупречно спокойным выражением лица, которое оттачивала годами. Григорий Леонидович не улыбается и не хмурится — просто указывает в сторону коридора: мол, пойдём, милая. Сейчас. Без отговорок, без паузы, без возможности подготовить хоть какую-то оправдательную речь.

Из-за дрожи в руках, проходя по коридору и случайно задевая локтем коллегу, я проливаю несколько капель кофе себе на рубашку. Поэтому, оказавшись в кабинете начальника, ставлю сумку в кресло и достаю салфетки, осторожно промокая ткань.

Григорий Леонидович бросает папки на стол, ослабляет галстук и деликатно отводит взгляд в окно, давая мне время прийти в себя. Когда я справляюсь, он откашливается, складывает руки перед собой и внимательно смотрит мне в лицо.

В последние дни все серьёзные разговоры заканчиваются плохо — и я не жду ничего другого и сейчас.

— Не буду ходить вокруг да около — на выходных развернулась такая буря, что у меня даже давление подскочило, — отрезает начальник. — Жали с трёх сторон одновременно: сначала из аппарата пытались протолкнуть твоё отстранение, потом отец через министерство звонил с полунамёками, и, в довершение, внезапно активизировались несколько фигур, давно ассоциируемых с крупным бизнесом. С интересом. С вопросами. С обеспокоенностью.

Краска медленно поднимается от груди к шее и лицу. Всё, чего я так опасалась, воплотилось в реальность.

— Ты хороший специалист, Оля. Грамотная, собранная. Но в одной из историй ты не просто прокурор. И пока ты в ней — ситуация будет только обостряться.

— Понимаю, — отвечаю почти беззвучно.

— У меня нет выбора, кроме как отправить тебя в отпуск. С завтрашнего дня. Зайдёшь в отдел кадров, напишешь заявление на ежегодный — приказ подпишу, как только будет готов. По сути, тебе лучше временно отойти от дел, пока ситуация не разнеслась по кабинетам и в новости. Пока всё не стало необратимым. Иначе это может закончиться не только дисциплинарной ответственностью, но и служебной проверкой с последующим отводом. А если кто-то решит копнуть глубже — могут вменить злоупотребление служебным положением. А это уже уголовная статья. При всём моём уважении — я не смогу тебя защитить.

Горло перехватывает, словно на нём стянулась тугая петля.

— Хорошо. Кто будет вести мои производства?

— Степурин возьмёт их на себя. Временное перераспределение, пока ты в отпуске. Он свободен по графику и достаточно в теме, чтобы не запутаться. Остальное решим по итогам.

На негнущихся ногах я выхожу из кабинета начальника и направляюсь к себе. Как и обещал папа, кондиционер наконец починили.

Я включаю его на минимальный режим, сажусь и замираю под прохладным потоком воздуха, стараясь привести в порядок мысли, голову и эмоции. Испытывая не только горечь, но и странное, долгожданное облегчение.

***

Кажется, мои родные всерьёз решили, что я на грани срыва — иначе как объяснить тот факт, что они по очереди одолевают меня звонками, визитами и предложениями прогуляться.

Ира чуть ли не каждый день приезжает с детьми и торчит у меня целыми днями.

Карина регулярно зовёт на выставки, в кино и на всевозможные развлекательные мероприятия.

Мама уже успела взять для нас путёвку на море на две с половиной недели, сославшись на то, что она была горячей и дешёвой. Скорее всего, её надоумил отец, но отказываться от возможности вдохнуть солёный воздух и привести мысли в порядок было бы недальновидно.

На самом деле моё состояние можно описать как зависшее между бессилием и недоумением. Такое ощущение, что я долго мчалась на скорости под двести, а теперь сижу на обочине с выключенным двигателем — и даже не знаю, в какую сторону ехать дальше.

И нужно ли?

А если не нужно — то, может, я всё это время ехала не туда?

Я привыкаю к новой размеренной жизни, где нет места спешке, целям и графикам. Где не нужно ни с кем спорить и держать в памяти десятки важных дел одновременно. В моей голове — белый шум и лёгкая оглушённость. Периодами я ловлю себя на том, что потеряла нечто важное. Например, ощущение принадлежности к чему-то большему.

Поход на городской форум, организованный для обсуждения перспектив инфраструктуры, частных инвестиций и цифровых решений, я воспринимаю без особого энтузиазма, несмотря на то что Карина прожужжала мне про него все уши. Она прислала пригласительный, добавив, что муж с трудом достал его по работе, и отступать уже поздно.

Мои сборы не занимают много времени. Лёгкая укладка, неброский макияж и бежевое атласное платье с открытыми плечами. Этого достаточно для того, чтобы не выбиваться из формата мероприятия и чувствовать себя на месте.

Я приезжаю с небольшим опозданием, и Карина уже ждёт у входа в конференц-холл — с телефоном в руке и нетерпеливыми движениями. Завидев меня, она расплывается в довольной улыбке, будто её план по моей реанимации наконец начинает действовать.

— Выглядишь потрясающе, Оль! — восклицает подруга, расцеловывая меня в обе щеки. — Откуда это платье?

— Его привезла мама из Парижа. Это первый выход — до сегодняшнего дня оно висело в шкафу с биркой.

— Первый, но зато какой. Олег сказал, что нас ждёт отличный фуршет с джазовой музыкой, а ещё куча вкусной еды, авторских коктейлей и десертов от шефа с телевизионного шоу.