И звук. Звук, режущий пространство, от которого никуда не деться, который говорит о том, что смерть с неба летит по твою душу. Защити спину, укрывайся и не высовывайся, взлети сам, в конце-концов — сделай что-нибудь! Драконята знали, что мама их не тронет, но всё равно сбились в кучку, обеспокоено урча — а большое крыло укрыл их за крыльями и выставил всё тело вперёд, инстинктивно готовясь принять на себя удар, нацеленный на их сиблинговую группу, а из его груди рвался глубокий предупреждающий рык. Потому, что ему даже не надо раздумывать над тем, что он должен защитить своих сиблингов — даже если это будет последнее, что он сделает.

Крылья стали потихоньку раскрываться — пора выходить из пикирования. Встречный воздух бил по ним, но Кречет была сильной, и легко противостояла ему. Шире, шире, пока последние фаланги крыла загребают под себя воздух и тормозят, а хвост корректирует центр тяжести, чтобы не перевернуться. Скорость снижается — а значит крылья раскрываются больше.

А потом драконица поднимает хвост и кидает его под себя, отчего тело увлекается следом, разворачиваясь против потока. Хлопок — это воздух ударяет в перепонки, выгибая их, свистки перестают петь, и она наконец тормозит, на миг чувствуя, как её тело обретает немного больше массы.

А потом её лапы касаются земли, и она складывает крылья. Рядом стоят её дети — их тела напряжены, и они пахнут страхом, а Глин неотрывно смотрит на неё дикими глазами, и в его позе читается желание защитить любой ценой. Разве что родные дети, видевшие такое не раз, не бояться, и пытаются ласковым урчанием успокоить своих сводных сиблингов.

Наконец, их носы начинают работать, и язычки высовываются, ловя поток её запаха. Уловив первые ноты маминого запаха, они невольно начинают расслабляться, а грязекрыл сначала опускает крылья, а потом несмело складывает на бока. Если мама рядом, и она не рычит — значит, опасности нет и пора расслабиться.

Первым голос подал Звёздолёт:

— Это было… потрясающе, — только и смог вымолвить он. Такая координация.

— Эти свистки просто что-то. Они заставляют бояться в два раза больше! — поддакнула ему Цунами.

— Это наше изобретение! — немного гордо сказала Кречет. — Чтобы враги знали, что смерть обязательно настигнет их с неба.

Она подошла к ним ближе, наконец начиная их облизывать и смывая языком запах страха. Вот и всё. Их тела отряхнулись, будто стряхивая остатки неуютных чувств, и наконец стали пахнуть радостью, готовые к новым играм.

Вечер вновь принёс с собой спокойствие. Взрослые съели остатки еды, которые уже не лезли в драконят, и все вновь оказались в знакомой, уютной, полной запаха безопасности, что сопровождал их с самого вылупления, пещере. Самое то место для того, чтобы замереть в полусонном состоянии, переваривая вечерний ужин. Уже второй раз в своей жизни они наедаются до отвала — отчего Глин полон радости и прострации от такого количества еды, а его инстинкты поют от того, что сиблинги сыты и счастливы. Как и должно быть всегда.

Под одним крылом Пирит, под другим — все остальные. Перепонка его большое крыло прикрывает от жара мамино, поэтому оно укрывает их всех. Комбинация, за полгода ставшая такой знакомой…

Звёздочке нравился фон этих мыслей. Радость, игривость, меняющаяся на спокойствие и удовлетворённость. Их стая, так похожая на настоящую сиблинговую стаю грязекрылов, в сборе, как и все месяцы до этого, принявшая новых членов безо всяких затруднений. И вновь можно сосредоточиться на ровных мыслях Глина, проваливаясь в спокойный сон вместе с ним, слушая тихое мамино урчание и чувствуя их защищающие спину крылья…

Они были дракончиками большой героической судьбы.

Звёздолёт знал это каждой фиброй своей души. Будущее раскрывалось перед ним, как большое бескрайнее ночное небо, в которое хотелось упасть, следуя за самыми яркими звёздочками. И эти звёздочки обещали именно такую судьбу — ту, что вытащит их любимую Пиррию из этой враждебной стагнации.

Видимо, пророчество было право. Они были предназначены для того, чтобы остановить войну, принести мир и процветание драконьему роду — такое же яркое, как будто огненные крылья Пирит, когда она в очередной раз разыгрывается.

Он открыл глаза, выныривая из своего привычного мини-транса. Они находились в той самой большой озёрной пещере, где свет падал на воду с открытого проёма на потолке и рассеивался тысячей бликов по стенам. Глин уже принял свою боевую стойку на полусогнутых лапах перед мамой. Сегодня они практиковали одиночный бой — и мысли грязекрыла были полны сосредоточенного спокойствия. Сейчас он представлял, как будто его сиблинги выбыли из боя, раненые, и он должен прикрыть их отход — то, что он сделает не раздумывая, как их большое крыло. Оные как раз сидели рядом, наблюдая за боем, и их тонкие запахи лёгкой усталости доносились до его языка, удовлетворяя его защитные инстинкты.