Он опять развернул ноутбук к Кристине и нажал клавишу увеличения. Изображение размером с почтовую марку вдруг заполнило весь экран.

– Снято издалека, широкоугольником. Это те самые руины, в Монте-Альбана, я в интернете видел, – сказал Грэм.

Кристина увидела мужчину в белом костюме – он шел по открытому пространству, похожему на площадь, заросшую травой. Белая фигура помогла фотографу подчеркнуть глубину снимка, а также создала необходимый масштаб, так что древний город предстал во всей своей впечатляющей перспективе. Грэм показал следующую фотографию. Человек в белом был уже примерно в двадцати футах от зрителя. Теперь он шел прямо на фотографа, поднимаясь по каменным ступеням, на которых тот стоял. Из-под панамы были видны светлые волосы.

– А вот еще снимок, – сказал Грэм, увеличивая кадр. Он снова повернул экран к Кристине, и она увидела лицо человека в белом. Правда, в профиль – значит, он повернул, не дойдя до фотографа. Снимок был сделан с расстояния менее десяти футов.

– Вы узнаете этого человека? – спросила она.

– Нет, но я думаю, что Фергюсон его узнал.

– Почему вы так говорите?

– Потому что на последнем кадре он сфокусировал камеру прямо на нем. И только на нем. На других снимках он не в фокусе.

Кристина повернула ноутбук к окну, на свет, и внимательно вгляделась в изображение на экране. Солнце на снимке освещало подбородок мужчины, его серебристую, аккуратно подстриженную бородку, которая так шла к его обесцвеченным волосам. Джейкоб Грэм прав: задник этого снимка – храм на вершине холма – был размыт и не в фокусе.

– Вы уже обсуждали с профессором Фергюсоном эти снимки?

Грэм покачал головой.

– Он дал мне четкие указания… – Научный сотрудник колебался. – Мы не говорим о том, что случилось в Мексике, пока в кампусе идет расследование.

– То есть Фергюсон запретил вам сотрудничать с полицией, так?

– Как вы думаете, почему я позвонил вам? – спросил он. – Я сразу решил, что эти фотографии могут иметь отношение к делу.

Кристина задумалась. Грэм явно чего-то недоговаривает. Боится босса? Пока не ясно, но делиться этим он явно не желает.

– Значит, вы позвонили мне, – сказала она, – и я пришла. Но я ведь не декан факультета криминалистики и даже не местный шериф. Скажите мне, Джейкоб, где вы были во время весенних каникул?

Грэм посмотрел на нее возмущенно.

– Здесь. Я люблю работать в тишине и покое. – Он почесал бороду. – А что, разве это плохо?

– Держу пари, вам нравится, когда здесь никого нет, – сказала Кристина, наблюдая за реакцией ассистента. И добавила еще тише: – Только вы, деревья за окном и пустые комнаты в общежитии. Да, Джейкоб?

– Что это должно означать? Я думал, что вы захотите увидеть эти снимки. – На его горле выступили багровые пятна. – Вы сами дали мне свою визитку.

Кристина вспомнила его смущение во время их последнего разговора, когда она упомянула, что кто-то побывал в комнате Наоми Винчестер в общежитии уже после того, как ее опечатала полиция.

– Скажите мне, мистер Грэм, сейчас, когда кампус кишит полицией, вы, случайно, не пытаетесь при помощи этих фотографий обвинить своего профессора в том, что он нанял кого-то прикончить Трейси Уилсон, а?

– Да вы хотя бы знаете, что Трейси Уилсон занималась легкой атлетикой? – спросил Грэм, защищаясь. – А Питер Франклин, как и говорил Миллард, бегал на длинные дистанции и был в отличной форме.

– Какое отношение Питер Франклин имеет к этим фотографиям?

– Никакого, я просто хочу сказать, что Трейси Уилсон была в отличной физической форме. Должна была быть, чтобы лазать по этим храмам, да еще в горах, где в воздухе мало кислорода, – с вызовом заявил Грэм.

– Вы что-то скрываете от меня, Джейкоб, – сказала Кристина спокойно. – Если вам нужна помощь, то лучше расскажите мне все.

Но Грэм уже сгреб со стола ноутбук и сунул его в рюкзак, оставив на столе лишь карту памяти с фотографиями.

– Вы спецагент. И вы теперь знаете то же, что и я. Вот и разберитесь в этом сами. – Он закинул рюкзак на плечо и вышел из ресторана.

Кристина видела, как он запрыгнул в маленькую пыльную машину и, взвизгнув шинами, выехал со стоянки. Он сказал: «Вы теперь знаете то же, что и я». А что он, собственно, знает?

Она взяла карту памяти. Надо передать ее Эйзену, пусть посмотрит, может, программа распознавания лиц идентифицирует этого типа в белом. Его стоит добавить к списку подозреваемых. Надо же, седая борода и длинные обесцвеченные волосы – прямо маскарад. А Грэм перепугался, стоило ей начать прощупывать почву.

Отрава росла прямо у него во дворе, в диком виде. О том, что это именно отрава, он знал еще от бабки. В детстве она подвела его к зарослям сладко пахнущих цветов под названием ландыши. Наклонилась, сорвала лист ароматного цветка, прижала его к губам внука и велела: «Жуй!» По ее ироничному тону мальчик понял, что этого лучше не делать. Старуха криво усмехнулась и кивнула. Повертела листок у него перед носом и сказала, что одного такого хватит, чтобы он задохнулся насмерть, если ему не промоют желудок, причем быстро – добраться до больницы он уже не успеет. И опять усмехнулась – странно, почти радостно. «И Карл не успеет. Мертвый мальчишка будет лежать на земле, свернувшись калачиком, и лицо у него будет синим, вот как», – добавила она так, словно хотела, чтобы именно это с ним и случилось.