В то же время значительные усилия были направлены на очистку балансов, будь то за счет избавления от сомнительных активов или совершенствования ценообразования и оценки рисков. Были даже предприняты усилия по выравниванию внутренних стимулов и попыткам уменьшить классические проблемы принципала и агента, которые приводят к чрезмерному краткосрочному и безответственному принятию рисков. Все это дополняется пересмотренной законодательной базой, в том числе законом Додда-Франка в США, детали которого все еще находятся в процессе реализации (а некоторые уже размыты банковским лоббированием).

Чистый результат - несомненно, повышение надежности банковской системы. В той мере, в какой существуют потери эффективности, а они существуют, они рассматриваются как приемлемая цена за отказ банков от культуры чрезмерного принятия рисков и их продвижение к большей безопасности, как для них самих, так и для системы в целом.

Ужесточение регулирования сопровождается более навязчивым надзором за банками. В наши дни надзорные органы проводят гораздо больше времени в помещениях банков, и, особенно после утечки информации из ФРС Нью-Йорка о некоторых очагах давления в пользу мягкого обращения, они подвергаются гораздо более тщательному контролю, чтобы избежать захвата регулятора. Все это делается при полном понимании того, что в обществе, и уж тем более в политической системе, практически нет аппетита к очередному раунду спасения банков.

С какой стороны ни посмотри, банковская система находится на многолетнем пути к "коммунальной модели". Она будет последовательно снижать риски и сокращать масштабы. Действительно, как сказал Джейми Даймон, умный и откровенный генеральный директор JPMorgan Chase, выступая в январе 2015 года с отчетом о прибылях своей компании, "банки подвергаются нападению" со стороны многочисленных регулирующих органов.

Банки, которые и так уже сократились, увидят, что список их "разрешенных" видов деятельности еще больше сузится. Вознаграждение банкиров будет по-прежнему подвергаться пересмотру, причем постоянно будет оказываться давление в сторону увеличения доли переменного капитала в общей сумме выплат. Особое внимание будет уделяться периодам наделения правами, которые определяют, когда банкиры фактически получат на руки часть своего вознаграждения в виде акций. Будут предприниматься попытки расширить использование возврата средств, в соответствии с которым банкиры должны вернуть часть своего вознаграждения, если со временем их результаты будут ухудшаться. Иногда будут звучать призывы к прямому ограничению зарплаты банкиров в долларах.

Сектор в целом станет менее волатильным и, да, более "скучным". В процессе этого рыночные оценки будут меняться, чтобы отразить этот новый банковский ландшафт, включая относительную цену облигаций и акций. Этот мир предполагает более низкую доходность капитала, более низкую и относительно менее волатильную оценку акций и более высокую кредитоспособность облигаций.

Однако это не означает, что системные риски, то есть угроза заражения реальной экономики финансовыми катастрофами и, как следствие, уничтожения рабочих мест и средств к существованию, будут устранены или значительно снижены. В конце концов, риски меняются по мере того, как они мигрируют из банков в другие сектора финансовой системы.

Институциональные вакуумы, которые воспринимаются как выгодные, обычно быстро заполняются на финансовых рынках. Поэтому как существующие, так и новые небанковские организации стремятся использовать пробелы в бизнесе, оставленные уходящими банками. Таким образом, институциональная эволюция некоторых хедж-фондов и фирм прямых инвестиций, а также специализированных крупных управляющих активами и новых участников.

Грег Ип, бывший сотрудник журнала The Economist, а ныне сотрудник The Wall Street Journal, предлагает хорошую метафору для описания происходящего. Он отмечает, что "вытеснение риска из экономики может быть похоже на давление на водяную кровать: Риск часто появляется в другом месте. Так происходит и с усилиями по повышению безопасности финансовой системы после финансового кризиса". 2

Такое развитие событий усиливает растущий дисбаланс между сокращающимся числом посредников на рынке (брокеров-дилеров) и растущим числом конечных пользователей (управляющих активами как традиционного, так и нетрадиционного типа, а также суверенных фондов, пенсионных управляющих, страховых компаний и т. д.). Это долговременное структурное изменение, которое, помимо последствий для ликвидности, рассматриваемых в следующей главе, приведет к тому, что волатильность рынка станет более распространенным явлением, наряду с длительными завышениями цен, заражением цен, а затем внезапными и резкими разворотами.

Причин, способствующих неоднократному возникновению "пузырей" активов, уже достаточно много. Влияние информационных провалов и несовершенства рынка усугубляется поведенческими моделями, которые приводят к повторяющимся ошибкам, а также к рассогласованиям между принципалами и агентами. Также было показано, что отношение управляющих активами к бизнес-риску является "сильной мотивацией для институционального стадного поведения и рационального надувания пузырей". 3 Гипотеза финансовой нестабильности Минского также актуальна в данном случае, напоминая нам о том, что длительные периоды стабильности обычно поощряют поведение, которое затем подпитывает нестабильность.

Все эти сдвиги были ускорены в условиях низких процентных ставок. Как сказал Хайме Каруана, генеральный директор БМР, выступая в декабре 2014 года в Абу-Даби, комментируя миграцию рисков в небанковский сектор: "Вполне вероятно, хотя и не бесспорно, что поиск доходности в условиях низких процентных ставок может способствовать наращиванию финансовых дисбалансов. Этот так называемый канал монетарной политики, связанный с принятием рисков, может быть особенно актуален, когда экономические агенты ожидают, что условия низких ставок сохранятся или что монетарная политика будет смягчена в случае рыночных потрясений - своего рода "пут" центрального банка, если хотите." 4