В других рассказах о встрече с египетским хозяином отрицается, что Муса вообще преклонял колени, и говорится, что его заставили сидеть на значительном расстоянии или даже стоять, пока мамлюкский лидер, который никогда не вставал, чтобы поприветствовать его, говорил. Для человека с такими грандиозными жестами, прибывшего издалека с такими грандиозными амбициями, даже подобный протокол на расстоянии вытянутой руки должен был считаться большим унижением. В конце концов, раздача золота в таких неслыханных масштабах не обеспечила желаемого результата - уважительного паритета, которого Муса так страстно желал для своей земли. Впрочем, удар, возможно, был немного смягчен тем, что султан предоставил дворец для проживания Мусы во время его пребывания в Каире. " Насколько это мамлюкскому правителюбыло известно , эти два человека фактически не были равными", - пишет историк Майкл А. Гомес в книге African Dominion: A New History of Empire in Early and Medieval West Africa, добавляя, что "все свидетельства говорят о том, что встреча с ан-Насиром стала для Мусы большим разочарованием".

Вполне вероятно, что многочисленные акты распутства короля и его огромной свиты подпортили имидж Мали. И именно здесь начинается наша история о порочных результатах . Один из комментаторов той эпохи писал, что когда гости из Судана прибыли в Египет, они и представить себе не могли, что их деньги могут закончиться, и, тем не менее, когда пришло время возвращаться в Мали, Муса был вынужден занимать средства под ростовщические проценты, чтобы финансировать путешествие на родину. Египетский историк Ибн а-Давари писал: " Эти люди были поражены обширностью страны и тем, как израсходовались их деньги. Тогда они стали нуждаться и перепродали то, что купили, за половину стоимости, и люди извлекли из них хорошую прибыль. А Бог знает лучше".

Еще одно пагубное последствие поездки, которое не стоит недооценивать, - это то, что экстравагантное использование Мусой рабов, которое привлекало не меньше внимания, чем его щегольство золотом, могло укрепить репутацию Африки к югу от Сахары на Ближнем Востоке как неисчерпаемого источника черных кабальеро и женщин. И такое наследие будет преследовать регион на протяжении следующих пяти с половиной веков. В период с 1500 по 1800 год около 3 миллионов чернокожих рабов были переправлены через пустыню Сахара или по отдельным маршрутам из восточной Африки в районы Красного моря и Индийского океана. Еще около миллионаотправлены в Америку были из районов Сенегамбии и побережья Верхней Гвинеи, которые составляли основные зоны влияния великих сахельских государств средневековой эпохи. Однако большинство этих депортаций в рабство происходило уже после Мали, быстро ускорившись после распада ее империи-преемницы. Эта империя, Сонгай, базировавшаяся в Гао, древнем городском центре, расположенном прямо под большой, направленной на юг излучиной реки Нигер, в 260 милях вниз по течению от Тимбукту, в 1591 году, как и Гана до возникновения Мали, уступила транссахарскому нашествию из Марокко. Этот призрак, вероятно, был главным мотивом ближневосточной дипломатии Манса Мусы. Разгром Сонгай стал важнейшим историческим переломным моментом для Западной Африки. Если представить себе влияние битвы при Гастингсе на историю Европы, то масштаб воздействия будет не таким уж далеким. Гибель Сонгай, амебообразного географического гиганта, властвовавшего на территории современных Мали, Нигера, Сенегала, Гамбии, Гвинеи, Либерии, Берега Слоновой Кости и Нигерии, положила начало процессу быстрой политической фрагментации Западной Африки и эпохе почти непрерывных войн между постоянно меняющимся калейдоскопом мелких государств и вождеств. А это состояние почти постоянного хаоса и раздоров, в свою очередь, впоследствии помогло прокормить зарождающуюся трансатлантическую работорговлю.

В краткосрочной перспективе паломничество Мусы, похоже, оставило более позитивное наследие. Малийский лидер обеспечил подготовку священнослужителей по исламскому богословию и праву и привез домой обширную библиотеку исламских текстов. Раздав в Мекке несметное количество золота, малийский государь попросил выделить двух или трех потомков Пророка, чтобы они вернулись в его королевство вместе с ним. Получив вежливый отказ, Муса предложил тысячу миткалей золота (4,5 кг) за любого шарифа, который будет его сопровождать, и четыре шарифа из племени курайш Пророка вместе со своими семьями вернулись с ним в Мали. Во время этого путешествия Муса также нанял лучших архитекторов того времени, в том числе андалузца Абу Ишака ас-Сахили, чтобы они помогли спроектировать и построить великие мечети в Тимбукту и других важных городах его владений. Его караван верблюдов также доставлял домой роскошные шелка, ковры, керамику и всевозможные другие изделия, купленные на богатых рынках Египта. Говорят, что он также привез с собой множество турецких рабов, как мужчин, так и женщин, которые должны были служить в его гареме.

Муса обнаружил, что одни деньги не могут поставить его в один ряд с мамлюкским султаном, но подобные жесты, возможно, все же помогли ему добиться признания Мали как неотъемлемой части исламского мира и значимой "трансрегиональной" державы в своем собственном праве. Как бы то ни было, но, как всегда, именно исторические причуды, нависшие над Мали, вызывают наиболее интригующие резонансы. По времени Манса Муса всего на несколько десятилетий опоздал с широким распространением огнестрельного оружия в Египте и на Ближнем Востоке. Если бы оно было в ходу во время его пребывания в Каире, можно было бы представить себе всевозможные альтернативные пути дальнейшей истории Африки. Имея в своем распоряжении неограниченное количество денег, наиболее интригующим среди них является возможность того, что Мали мог импортировать оружие на основе пороха в больших масштабах, а не только архитекторов, священнослужителей и экзотических турчанок для императорского гарема. В Мали уже существовали давние традиции передовой обработки железа и других металлов, и Манса Муса вполне мог даже приобрести ноу-хау для производства современного огнестрельного оружия. Это могло способствовать дальнейшему укреплению или даже расширению власти Мали (или Сонгай) в Суданской Африке и, что достаточно правдоподобно, даже позволить ему противостоять периодически возникающей угрозе агрессии с севера.

В течение следующих двух столетий Мали переживала резкие колебания, то вверх, то вниз, включая менее впечатляющие попытки других правителей после Мусы добиться мирового признания с помощью еще большей дипломатии паломничества. В конечном итоге правителей и все государство погубила слабость, которая была фатальной для многих империй, включая великую империю инков , а также иберийских завоевателей, которые в то время только собирались заявить о себе в Африке: хронические междоусобные споры и гражданские войны из-за правил наследования. С гибелью Мали, однако, тихо завершилась короткая и малоизвестная эпоха, когда крупные имперские образования в Западной Африке вели амбициозную стратегическую дипломатию на крупнейших мировых сценах. †

Спустя примерно столетие после него преемники Мусы с запозданием узнали, что после его пребывания в Каире слава о Мали распространилась с поразительной быстротой и достигла столиц Европы, чьи короли и государи выражали благоговение перед огромными запасами золота этого африканского королевства. В результате они были полны решимости найти его источник. Хотя такие чернокожие африканские государства Сахеля, как Гана, Мали и Сонгай, вскоре перестанут быть сосудами для самых смелых имперских проектов, эпоха, когда Африка стала оказывать глубокое влияние на развитие человечества, на самом деле только началась.

* Для сравнения: за всю историю человечества было добыто всего 161 000 тонн золота , причем более половины из них - за последние пятьдесят лет.

† Это не означает, что королевства и государства в Африке к югу от Сахары не предпринимали дальнейших серьезных дипломатических инициатив. Например, Кано, город-государство хауса на территории современной Нигерии, позже искал, но не смог заключить союз с турками-османами. В XVI веке королевство Конго поддерживало широкое дипломатическое присутствие в латинском христианстве, а также сыграло ключевую роль в качестве союзника Голландии в межконтинентальном атлантическом конфликте, который она вела против Португалии, известном как Тридцатилетняя война.