В каждом разделе этого текста, рассказывая об африканском золоте и рабстве, сахаре и хлопке, каждый из которых был экономически более значимым и преобразующим, чем предыдущий, я старался не только поставить африканцев и людей африканского происхождения в Новом Свете в центр истории современности и ее наступления, но и изобразить их главными действующими лицами на каждом этапе этой истории. Великий английский историк Эрик Хобсбаум однажды назвал индустриализацию величайшим событием в истории человечества. История рабства, плантаций и труда чернокожих, создавших самый важный продукт той эпохи - хлопок, - по любым разумным меркам является основным элементом этих грандиозных человеческих перемен. Но это еще не все: экономическая деятельность, связанная с хлопком, также подняла банковское дело и страхование и привела к глобализации торговли в невиданных ранее масштабах. Она коренным образом изменила политические карты континентов. Благодаря ей Соединенные Штаты уже к концу XIX века стали крупнейшей и наиболее динамичной экономической державой мира. И это помогло новому американскому колоссу быстро достичь , вдвое превышающего размер экономики Великобритании к 1914 году.

Однако в некотором смысле именно то, что происходило после формального прекращения рабства, лучше всего помогает нам понять ту жизненно важную роль, которую играл украденный и экспроприированный труд чернокожих. Здесь мы можем вспомнить о том, как решительно Британия, Франция и Испания вкладывали свою кровь и сокровища на протяжении XVIII века и в XIX, чтобы получить или удержать любое преимущество в контроле над недвижимостью рабовладельческих плантаций в Карибском бассейне, несмотря на то, что большинство традиционных историй практически не подчеркивают важность сахарного рабства для подъема Европы. Их готовность жертвовать целыми флотами и армиями ради этого - а не ради какого-то абстрактного понятия вроде славы, как некоторые до сих пор настаивают, - говорит нам все, что мы должны знать о том, как они воспринимали экономические ставки, связанные с этими объектами. Точно так же и в случае с американским рабством, лучшее доступное нам представление о его ценности для Юга, да и для всей страны, - это чрезвычайные усилия, на которые пошло общество, чтобы восстановить факсимиле рабства всего через несколько лет после его отмены. В 1865 году, когда Гражданская война едва закончилась, одна из газет штата Джорджия, Macon Telegraph, не стесняясь, заявила: " великий вопрос, стоящий сейчас перед нашим народом , - как присвоить весь африканский труд в стране "; и действительно, именно это и было сделано новой системой, построенной на пепелище рабства времен антибеллума.

Эта система стала известна под названием "издольщина" (sharecropping), а ее собрат - "Джим Кроу" (Jim Crow). Она будет доминировать в экономической жизни плантаторского Юга, продолжая поставлять чернокожую рабочую силу и производимую ею сельскохозяйственную продукцию по резко заниженным ценам в течение следующих восьмидесяти лет, с 1865 по 1945 год. Возникновение системы издольщиков началось еще до полного разгрома Дикси, когда белые плантаторы, отчаянно нуждавшиеся в чернокожих работниках, стали предлагать им заработную плату и соглашения о разделе урожая, чтобы удержать их в поле и предотвратить "дезертирство" в Союз. Смертельный удар по издольщикам нанесла коммерциализация новой машины, которой уделялось гораздо меньше внимания, чем хлопковому джину Уитни, но которая, возможно, представляла собой более значительный прогресс: механический сборщик хлопка , чья первая демонстрация готовой к производству модели состоялась в одном из всех мест, Кларксдейле, штат Миссисипи, 2 октября 1944 года. Одна машина могла выполнять работу пятидесяти негров, занимающихся издольщиной, что не могло не радовать белых плантаторов Дельты.

До появления этого механического изобретения требовалось множество социальных и юридических нововведений, чтобы держать чернокожих в пеонате, работая на фермах по соглашениям, призванным лишить их плодов собственного труда и не дать им возможности когда-либо накопить богатство, получить образование или надежду. Именно в таком мире родилась бабушка Мадди Уотерса, и именно в такой системе она должна была работать. Институт издольщины опирался на изолированность региона, на политическое господство на Глубоком Юге белых неореставраторов из Демократической партии и на господство насилия, среди которого линчевание было лишь самой печально известной тактикой. Но в течение большей части этой эпохи идея бегства на Север также не была волшебным решением: общественность большей части Севера была резко враждебна идее миграции черных, а промышленные рабочие места были зарезервированы за белыми в силу существования твердой цветовой линии.

Мой двоюродный брат Симеон Букер в начале 1960-х годов писал об этом сурово замкнутом регионе, где царил террор: " Миссисипи можно поставить в один ряд с Южной Африкойпо жестокости и ненависти , Анголой или нацистской Германией". Будучи репортером журнала Jet, Букер провел годы, исследуя жизнь чернокожих на Юге, и лично получил фотографию изуродованного тела Эммета Тилла в гробу. Во многом благодаря этому снимку убийство Тилла под Мони, штат Миссисипи, всего в сорока восьми милях на машине от Кларксдейла, привлекло внимание международной общественности - безусловно, нежелательное в Вашингтоне - к бедственному положению чернокожих на Юге и дало толчок активизации движения за гражданские права в Дельте. Кузен Симеон, который был близок по возрасту к моим родителям и поэтому назывался дядей, также освещал "Поездки свободы" и насильственное появление политических прав для афроамериканцев в регионе. В мае 1961 года, когда автобус компании Trailways, в котором он ехал, хромал в Бирмингеме, штат Алабама, подвергшись нападению на предыдущих остановках, ему каким-то образом удалось ускользнуть со станции, когда "Всадников свободы" жестоко избивала белая толпа, на такси добраться до дома лидера местной черной церкви Фреда Шаттлсворта, откуда Букер позвонил высокопоставленному чиновнику в министерстве юстиции администрации Кеннеди и потребовал федеральной защиты. Это было время, писал позже Букер, когда белые относились к чужакам с одинаковым подозрением, считая их нарушителями спокойствия, когда мало кто из чернокожих осмеливался смотреть в глаза белому человеку, а те, кто высказывал свое мнение, часто погибали впоследствии от "странных несчастных случаев".

Однако не только насилие на деле поддерживало эту злую систему. Это было насилие, записанное в законе посредством распространения новых "Черных кодексов", которые придали понятию бродяжничества любой смысл, какой только захотят придать белые люди. Миссисипи и Южная Каролина первыми ввели "Черные кодексы" в конце 1865 года, но они быстро распространились по всему Югу. Эти новые законы требовали от всех чернокожих каждый январь предоставлять письменное подтверждение занятости. Расплывчатые понятия, включавшие в себя такие вещи, как безделье, пренебрежение своим призванием или даже нецелевое расходование собственных денег, были отнесены к емкому и теперь уже уголовно наказуемому понятию "бродяжничество". Все, что считалось оскорбительным для белых, , включая "злонамеренное вредительство," , было вне закона, и в эту категорию входило даже проповедование Евангелия без лицензии. Как писал Эрик Фонер, стало незаконным предлагать более высокую зарплату, чтобы переманить чернокожих работников, уже заключивших контракт, и незаконным для чернокожих было отказываться работать за что-либо, кроме " обычной и распространенной зарплаты , которую получают другие рабочие". Другие ограничения не позволяли чернокожим охотиться, ловить рыбу или пасти скот на общественных землях, чтобы они не могли обеспечить себя вне плантации.

Чтобы перекрыть еще один возможный путь к бегству, чернокожим запретили арендовать землю в городских районах. Ситуация стала намного хуже после краха Реконструкции, в так называемую Эру Искупления, когда открытое и абсолютное восстановление расового подчинения чернокожих стало главной целью правительства. Средства, использовавшиеся для достижения этой цели, слишком многочисленны, чтобы описывать их здесь исчерпывающе. Правительство штата сократило расходы на всевозможные общественные услуги, чтобы чернокожие не могли ими воспользоваться. Советы по образованию были ликвидированы, за мелкие преступления назначались суровые наказания, включая пожизненное заключение за кражу со взломом, а чернокожих осужденных заставляли работать на фермах, подобно рабам. " Весь Юг - каждый штат Юга [оказался] в руках тех самых людей, которые держали нас как рабов", - сетовал чернокожий житель Луизиана Генри Адамс.

Постепенный сдвиг в приоритетах белых начался только после того, как сразу после Второй мировой войны хлопкоуборочная машина стала коммерческой. Тогда плантаторы и многие другие белые начали чувствовать себя как белые виргинцы времен Джефферсона: по их мнению, такое количество чернокожих в их среде теперь представляло большую угрозу. К этому времени все уже было далеко от той эпохи, когда кто-то мог всерьез выступить с предложением о массовой депортации чернокожих в Африку, что в последний раз открыто делалось в годы искупления белых. Теперь южные чернокожие открыто жаждали более свободной жизни в других местах, для некоторых даже в Африке, но это были преходящие настроения. " Мы теперь не африканцы , а цветные американцы и имеем право на американское гражданство", - писал в 1887 году корреспондент Бланш К. Брюс, родившийся в рабстве в Виргинии и ставший первым афроамериканцем, отработавшим полный срок в Сенате, где он представлял Миссисипи как республиканец с 1875 по 1881 год.