37

.

КАК СОЗДАВАЛСЯ И "ЗАВОЕВЫВАЛСЯ" ЗАПАД

Давайте рассмотрим две конкурирующие теории того, как развивалась и разворачивалась эта ситуация. Первая из них, которая является преобладающей, в значительной степени технологическая; вторая, которая редко изучается или подчеркивается в большинстве учебных программ даже сейчас, сосредоточена на американской политике и на том, как она была обусловлена историей более широкого атлантического мира. Существуют и противоположные точки зрения, но большинство из них основаны на мифологии и сосредоточены на смелости, инициативе и, в конечном счете, изобретательности белых мужчин, которые отправились с Восточного побережья, прибыв туда из Европы, чтобы "приручить" и таким образом ввести в эксплуатацию обширную американскую дикую местность, лежащую к западу и юго-западу от Аппалачских гор. Этой истории нас всех учили, если уже не столько формально в классе, сколько пассивно, когда она омывала нас через телевидение и кино, а также в наших политических дискуссиях.

Технологический рассказ о подъеме страны к индустриализации и величию удивительным образом сосредоточен на изобретении одного-единственного преобразующего устройства - хлопкового джина - и его изобретателе Илае Уитни. Это история, которую почти все американцы изучают в школе, простейшая мораль которой заключается в несокрушимой изобретательности их соотечественников перед лицом технических препятствий на пути экономического прогресса. Хлопкоочиститель Уитни появился в 1793 году, в то время, когда производство хлопка в Америке составляло немногим более девяти тысяч тюков в год. Как нам объясняют, само по себе это изобретение устранило два огромных узких места, позволив Америке удовлетворить растущий спрос со стороны индустриализирующейся Британии. Обработка хлопка после сбора была необычайно медленной и трудоемкой, часто требовался целый час утомительного ручного труда на одного раба, чтобы отделить семена от фунта белых хлопковых шариков. Более того, количество земли, которую можно было отвести под эту ценную культуру, было резко ограничено, поскольку ценный сорт "длинностебельный" с острова Си-Айленд, который рос на побережье Джорджии и Южной Каролины, где производилось большинство раннего американского хлопка, плохо приживался в обширных внутренних районах. Как гласит история, джин Уитни одним махом изменил ситуацию, сделав возможной обработку, или очистку, "короткостебельного" хлопка. Этот сорт абсолютно процветал внутри страны, в так называемой сельской местности. Триумфальный рассказ об этом прорыве, который начал формироваться еще в начале XIX века, пожалуй, лучше всего отражен в названии книги 1956 года , написанной Констанс Маклафлин Грин и Оскаром Хэндлином: Eli Whitney and the Birth of American Technology.

Речь идет не о том, чтобы досконально опровергнуть Уитни или полезность его изобретения, хотя о роли этого человека до сих пор ведутся оживленные споры. Хлопковые джины уже существовали в Индии почти пятнадцать сотен лет, хотя в этих устройствах использовалась несколько иная технология. Многие историки также не согласны с тем, что стандартное изложение истории изобретения джина Уитни надолго закрепило представление о Юге как о мире праздных рабов и отсталых белых. Жители региона представлялись бессильными кардинально изменить экономику региона - до тех пор, пока судьба не привела к ним Уитни, северянина, получившего образование в Йеле, который быстро решил загадку, мешающую производству культуры, с которой он ранее не был знаком.* Переданная почти как чудо, эта традиционная сюжетная линия также игнорирует чувство срочности, которое испытывали в Соединенных Штатах в 1780-х годах, чтобы найти альтернативу табаку, до сих пор являвшемуся главной опорой американской экономики, в условиях резкого падения цен.

Не подлежит сомнению, что в 1790-х годах на американском Юге начался бум производства хлопка и что джин Уитни сыграл в этом не последнюю роль. По одной из оценок, стоимость утроиласьземли, используемой для выращивания хлопка, быстро после его внедрения. Чего еще не хватает в этой истории? Технология обработки была не единственным узким местом, ограничивающим производство хлопка в эту эпоху, и даже не самым важным. Как мы уже видели, в течение следующего десятилетия объем производства хлопка значительно вырос, достигнув к началу XIX века 36 миллионов фунтов. В большей степени, чем новая джина, которой приписывают большую часть заслуг, рост производства хлопка был обусловлен целым рядом событий, связанных с рабами. Сначала начался стремительный импорт людей из Африки. А после того как в 1807 году эта торговля была окончательно запрещена, ускорилось массовое переселение рабов из Верхнего Юга в новые регионы, где выращивали хлопок. Но это не просто классическая история о том, как увеличение количества капитальных товаров, то есть рабов, привело к значительному росту производства. В традиционных рассказах о росте американского хлопка почти не учитывается сопутствующий массовый рост производительности труда рабов на плантациях, который, по оценкам историка Эдварда Баптиста, составил 400 процентов в период с 1800 по 1860 год. По его мнению, это было достигнуто благодаря систематическому усилению жестоких методов надзора и наказания в сочетании со все более масштабным учетом:

В 1801 году в 28 фунтов в деньнескольких трудовых лагерях Южной Каролины собирали в среднем на одного сборщика. К 1818 году в трудовом лагере Джеймса Магрудера в Миссисипи рабы собирали от 50 до 80 фунтов в день. Десятилетие спустя в Алабаме на одной из плантаций этот показатель достигал 132 фунтов, а в 1840-х годах в трудовом лагере в Миссисипи в хороший день рабочие собирали в среднем по 341 фунту - "самый большой, о котором я когда-либо слышал", - писал надсмотрщик. В следующем десятилетии средние показатели стали еще выше.

Независимо от того, достигалось ли увеличение производства за счет новых технологий или за счет все более жестокого обращения с рабами, в определенный момент производство хлопка должно было столкнуться с ограничениями, более грозными, чем те, которые когда-то были связаны с затратами на обременительную ручную обработку: нехваткой новых, незамерзающих земель, пригодных для выращивания этой культуры. Это узкое место не было преодолено ни с помощью более удобных и привычных сюжетных линий американской истории - таких, как домашняя изобретательность, самопожертвование и упорство, ни даже исключительно благодаря новым формам бесчеловечности, которым подвергались рабы, например, тем, которые задокументировал Баптист. Вместо этого она была вознесена как ироничный результат неутолимого желания чернокожих жителей Сен-Доминга жить в условиях свободы.

А все потому, что грозящая потеря Сен-Доминга заставила Наполеона отказаться от своих мечтаний об империи на американском материке. В январе 1803 года Томас Джефферсон назначил Джеймса Монро вместе с Робертом Ливингстоном в Париж для обсуждения вопроса о покупке Нового Орлеана у Франции. Их целью было обеспечить выход к морю для американских товаров, произведенных между долинами рек Огайо и Миссисипи, и тем самым обеспечить экономическую жизнеспособность расширяющейся границы. Два месяца спустя представители Джефферсона были ошеломлены французским контрпредложением: вместо этого американцы должны были приобрести имперские права на все 828 000 квадратных миль земель коренных американцев, составлявших Луизианскую территорию. Даже не мечтая о таком богатстве, они быстро согласились на цену в 15 миллионов долларов, или около трех центов за акр (не считая значительных затрат на многочисленные последующие "компенсационные" поселения, навязанные коренному населению).

До продажи территории Соединенным Штатам французская колонизация Луизианы была непрочной, граничащей с теорией. Это был имперский проект, который имел смысл для Франции только как своего рода колониальный бэк-офис или платформа снабжения для обеспечения краеугольного заморского владения страны, ее чрезвычайно прибыльной колонии Сен-Доминга. Это стратегическое видение уже сформировалось к 1789 году, когда министр, или посол, Франции в Соединенных Штатах написал доклад, в котором призывал Париж действовать быстро, чтобы вернуть Луизиану Испании, заявив, что она " может стать центром северной пушной торговли, клиентом материнской страны, складом поставок для Антильских островов и театром обширной торговли с Соединенными Штатами". По сути, это было не что иное, как обновление старой европейской мечты о достижении огромного синергетического эффекта от рабства через имперскую интеграцию, с которой мы впервые столкнулись в голландском Великом Замысле. Позднее Наполеон принял эту концепцию на вооружение, полагая, что после подавления восстания рабов в Сен-Доминго и восстановления там плантационной системы богатство острова, по словам историка Робера Пакета, " приведет другие американские владения Франции и, возможно, саму Францию к взаимозависимому и, прежде всего, самодостаточному процветанию".