— В смысле? Могло не уцелеть? Типа он её память совсем безвозвратно стёр?

— Безвозвратно стереть нельзя, можно только заблокировать некоторые воспоминания, а дальше уже начинается чистая физиология. Тут бы лучше Диану спросить, но, если в общих чертах: когда нейронные связи не используются, они слабеют. Если к воспоминаниям не обращаться, они стираются. Например, вряд ли ты сейчас вспомнишь, во что была одета ровно месяц назад.

— А если вспомню? — спросила Ксюша, и в вопросе явно чувствовался вызов.

— А если вспомнишь, значит, в тот день случилось что-то для тебя важное и ты периодически мысленно возвращаешься к этим событиям. Ну, или просто всегда носишь джинсы.

Тимур невольно хмыкнул. Ксюша и джинсы действительно были неразделимы. Даже когда от учеников требовалось приходить в школу при параде, одетыми по форме «белый верх — чёрный низ», она упрямо надевала джинсы, просто чёрные и не дырявые.

— То есть ты думаешь, что спустя столько лет она уже ничего не сможет вспомнить?

— Не знаю, — пожал плечами Людвиг. — Но вероятность очень высока. Боюсь, что, даже если мы найдём Надю и притащим к ней этого, восстановить уже ничего не получится. Да и где ты собралась её искать?

— Я не собиралась её искать. Это был теоретический вопрос.

— Да, я так и понял. — Людвиг снова ехидно сощурился, и Тимур знал его достаточно, чтобы расшифровать этот взгляд.

Ксюша, как выяснилось, тоже.

— Я не буду её искать! — с нажимом повторила она. — Зачем мне человек, который меня ненавидит?

— Затем, что она тебя родила?

— А потом решила, что «я тебя породил — я тебя и убью»? Нет уж, спасибо, мне и так неплохо. И вообще, у меня бабушка есть. Тоже, конечно, не святая, но хотя бы утопить не пыталась.

— Бабушка тебя любит, — заметил Людвиг.

— Я знаю. Я тоже её люблю.

— Это хорошо, потому что она уже минут десять стоит за дверью.

— Раньше сказать не мог? — Ксюша вздрогнула и обернулась, как будто её застали на месте преступления. Тимур тоже обернулся — как раз в тот момент, когда дверь с тихим скрипом приоткрылась и Ольга Степановна зашла в кухню.

— Подслушивать нехорошо, — заметил Людвиг.

— В нашей жизни вообще крайне мало хорошего. Вы весь чай выпили или хоть немного мне оставили?

Тимур скосил глаза на совершенно пустой чайник. Точнее, на два совершенно пустых чайника — для кипятка и для заварки:

— Я сейчас свежий сделаю!

— Сидите уж, сама сделаю. А вы продолжайте, не стесняйтесь. Остановились, насколько я помню, на том, нужно ли искать мою блудную дочь.

Чем дальше, тем больше Тимур поражался реакциям этой женщины. Честное слово, даже когда она нервничала и кричала, это выглядело нормальнее, чем броня фальшивого безразличия, в которую она спряталась сейчас.

— Вы сами не пробовали искать Надю? — осторожно спросил он.

— Нет. Захочет — сама вернётся. Уж дорогу домой-то она не забыла!

— А если с ней что-то случилось?

— А если со мной что-то случилось? А если с Ксюшей? Нет уж, раз она нас знать не желает, то и я её тоже. И ребёнка я ей не отдам.

— Да я и сама не отдамся, — фыркнула Ксюша. В этот момент они с бабушкой выглядели удивительно похожими — настолько, что Тимур даже завис ненадолго, переводя взгляд с одного решительного лица на другое. — Что?

— По крайней мере, вы помирились, — заметил он.

— Да мы и не ссорились. — Ольга Степановна пожала плечами.

— Ну… как сказать… — Ксюша многозначительно дёрнула себя за одну из уцелевших прядок. — Тогда индейцы с ковбоями тоже не ссорились, они с них просто так скальпы снимали, из любви к искусству.

— Ой, да ладно тебе. Волосы — не зубы, отрастут. Сходи к Ленке, пусть пострижёт тебя как-нибудь нормально.

— Твоя Ленка из всех стрижек знает только каре, удлинённое каре и каре на ножке.

— Я её к Диане отведу, — решил Тимур. И на всякий случай пояснил: — Это моя знакомая, у неё салон…

— Ещё чего! — отмахнулась Ольга Степановна. — Не надо баловать эту маленькую балбеску, она и без салонов перебьётся. В обычную парикмахерскую сходит, не развалится.

Судя по тому, как Ксюша недовольно поджала губы, назревал новый виток скандала, и Тимуру это совсем не понравилось.

— Я не собираюсь её баловать, просто хочу помочь, — объяснил он. — Что плохого в помощи, особенно если мне не сложно?