Потому сейчас я не пошел с Антоном, а остался стоять возле полуторки, разглядывая свой «Вальтер». Пистолет снова не пригодился. И я убрал оружие, поставив на предохранитель и заткнув за ремень, ожидая указаний от начальства и слушая краем уха, как Виктор возле соседнего грузовика допрашивает несчастного ослепленного сержанта, отбитого у варваров. До меня доносились фразы:

— Где остальные разведчики из твоего отделения?

— Погибли в бою. Их убили дикари, а их головы насадили на копья. На нас напали неожиданно, из засады.

— Как же ты допустил такое, сержант?

— Я сделал, что мог. Все бойцы отделения отбивались героически. Но, у нас быстро кончился боезапас, а в рукопашной они оказались сильнее, да еще экипированы шлемами, кольчугами и щитами… И их было значительно больше. Троих наших вместе со мной оглушили и взяли в плен. Но, меня продержали дольше других. Не убивали, хотели использовать, как заложника. Они понимали, что я командовал другими бойцами и боялись меня. А глаза выкололи, потому что бежать пытался, отобрал топор и зарубил двоих дикарей насмерть… Но, я кое-что слышал, — говорил освобожденный разведчик.

А Виктор продолжал спрашивать:

— Что слышал?

— Они знают дорогу к нашей крепости и готовят большое нападение.

— Как ты понял? Неужели знаешь их язык?

— Нет, но я в яме сидел в последнее время с каким-то воеводой, захваченным ими вместе с этими рабынями в деревне неподалеку. Так вот, он говорил мне, что знает язык этих варваров и понимает, о чем они говорят.

— А с воеводой ты как общался?

— Так я же белорус, Тышкевич моя фамилия. А у нас с местными, с кривичами, оказывается, язык сходный. Потому кое-что я понял из рассказа воеводы.

— И где сейчас тот воевода?

— Вчера убили его эти дикари за неповиновение…

— Ну, и что же ты понял из его рассказа?

— Что они собираются напасть на нашу крепость, только ждут, когда еще и другие их корабли подойдут сюда. И они хотят не просто пограбить. Они ищут какие-то «Врата Одина». У них своя разведгруппа тут шастает. И их разведчики видели, должно быть, один из экспериментов Вайсмана с молниями…

Тут мой начальник Штерн закончил что-то рассчитывать, выписывая какие-то сложные формулы простым карандашом на бумажном листке и подставляя в них цифровые значения вместо латинских букв. И он подал голос:

— Значит так. За реку мы сейчас не переедем. Это исключено. Слишком опасно. Потому я попробовал рассчитать заново, подкорректировал точку пробоя. В конце концов, какой-то километр сильно повлиять на пробой не должен… Значит, будем производить пробный пуск прямо здесь. Алексей, начинай выгружать инструменты. А где Антон?

— К реке пошел на лагерь дикарей посмотреть, — ответил я, забираясь в кузов полуторки.

Штерн не обрадовался, проговорив:

— Вот же нарушитель трудовой дисциплины! Придется сделать ему выговор. А пока я сам помогу тебе разгружать.

И вдвоем с инженером мы начали потихоньку вытаскивать тяжелые ящики с оборудованием из кузова полуторки. Антон же вернулся только тогда, когда мы уже почти закончили разгрузку. Причем, пришел он не один, а с одной из девушек, освобожденных из плена. Как оказалось, она была дочерью того воеводы, убитого варварами, с которым в яме сидел сержант Тышкевич. Но, самое главное, она знала язык чужаков. А потому вполне подходила в качестве переводчицы. Ведь наши белорусы, которые имелись и среди автоматчиков НКВД из группы сержанта Громова, могли кое-как общаться с кривичами на своем языке. А вот языка тех варваров, которые приплывали на длинных ладьях, не знал пока у нас в крепости никто.

Остальных девушек, освобожденных из плена, отпустили обратно в их деревню, которая находилась в паре километров восточнее. И только дочка воеводы сама выразила желание остаться с нами, чтобы мстить за отца и весь свой род, поскольку варвары убили всех ее родственников. Звали эту девушку Елга. Она была высокая и стройная, с прямым носом, с высокими скулами, с серыми глазами и с русыми волосами, заплетенными в объемную тугую косу. Но, в некрасивом сером длиннющем платье, напоминающем бесформенный балахон, подол которого волочился по траве, фигуру ее оценить было трудновато.

— Хм, нам добровольцы из местных очень даже не помешают, — проговорил Виктор, когда наши белорусы перевели ему то, что она говорит.

Штерн отругал Антона, как и обещал, но не очень сильно. Он вообще-то оказался незлобивым человеком. И мы приступили к сборке пробойника, заодно слушая, как идет допрос пленных, которых связанными приволокли автоматчики. Виктор задавал вопросы, а один из автоматчиков, белорус, отлично знавший все нюансы родного языка и уже выучивший кое-какие словечки кривичей, переводил Елге. И Елга спрашивала пленников, которых взяли немало, почти двадцать человек. Остальных скосил пулемет и автоматы, а тяжелораненых добили контрольными выстрелами бойцы НКВД. И то, что пленники отвечали, переводилось в обратном порядке Виктору. Работая с оборудованием, мы невольно слышали то, что спрашивал Виктор и то, что говорил ему автоматчик из белорусов, переводя ответы пленных после того, как их переводила ему Елга.