Шесть лет назад его младшую сестру с зятем — родителей Аннаисы — уже унесла какая-то неведомая гибельная зараза, разгулявшаяся тогда в стране. А сейчас Иннидис рисковал их дочерью, а заодно собой и всеми домочадцами. И всё ради полумёртвого доходяги, который, может, даже и не выживет. Да, пока что этот раб находился в сознании — если можно так сказать о его мутном отсутствующем взгляде, — но надолго ли?

Иннидис беспомощно оглянулся на Хатхиши. Та сгорбилась на тёмной глянцевой скамье, опираясь об неё руками и втянув голову в плечи. Конечно, спрашивать о чем-то женщину, когда она горюет по сыну, плохая затея, но уж больно важным казался вопрос.

— Хатхиши, можешь на него взглянуть? Эти язвы... Вдруг это какая-то заразная хворь?

— Не заразная. — Она не глянула на раба даже мельком.

— Как ты так поняла? Ты ведь даже не посмотрела.

Женщина издала булькающий звук, равно похожий как на смех, так и на плач.

— И не нужно смотреть! — сказала она как выплюнула. — Будь он заразен, те два ублюдка не везли бы его с собой и не трогали руками. Прикончили бы прямо на шахте и камнями завалили.

И верно. Иннидис мог бы и сам догадаться, но внезапный испуг затуманил рассудок.

— Позову Мори, придумаем с ним какую-нибудь лежанку в одной из подсобных комнат, — пробормотал он.

Оставлять беднягу в главной зале даже на одну ночь было нельзя, слишком уж от него разило. И если сам Иннидис ещё мог потерпеть, то уж домочадцы страдать точно не обязаны. Пусть сейчас племянница находилась в танцевальной комнате, а домашние слуги до самой ночи кто у себя в полуподвальных помещениях, кто снаружи, но девочка скоро отправится через гостиную к себе, а слуги, наоборот, придут сюда, чтобы погасить лампы и немного прибраться. Не говоря уже о том, что утром им снова предстоит убираться тут, потом накрывать на стол к обеду, а Иннидису и Аннаисе сидеть за этим столом.

— Хатхиши, ты ведь ему поможешь? Чтоб не умер хотя бы, а уж дальше я сам разберусь.

— Зачем? — пожала она плечами. — Пусть сдохнет. Брось его в канаву за Пьяным переулком, — она истошно, хрипло расхохоталась. — Раз мой Киуши умер, то и этому жить незачем.

Иннидис присел рядом с обозлённой горем женщиной, сжал её руку.

— Но ведь этот бедолага не виноват, что он не твой сын.

— Не виноват, — вздохнула Хатхиши. Помолчала и вздохнула ещё раз, наконец-то глянув на раба исподлобья. — Может, он знал моего Киуши… Ладно, постараюсь ему помочь.

— Буду очень признателен. Тогда поживёшь несколько дней у меня, в гостевой комнате? И конечно, я тебе заплачу.

— Я не возьму, — скривилась женщина и махнула рукой. — Что мне твои деньги?!

Он знал, что не возьмёт. Но точно так же знал, что обязательно что-нибудь ей подарит. Так уж у них повелось: она никогда не соглашалась брать с него денег, считая себя обязанной после того, как он её спас. Вот он и придумал отдариваться, потому что пользоваться её помощью просто так ему было совестно; тем более что сумму, затраченную на её выкуп, она давно ему вернула. И дала деньги для выкупа своего сына, которые теперь уже Иннидис должен будет отдать ей обратно, раз Киуши они так и не получили.

Хатхиши поднялась со скамьи и двинулась к лестнице, ведущей в полуподвал, — там находились подсобные комнаты, кладовые, спальни прислуги и кухня. В дверях женщина задержалась и обернулась к Иннидису:

— Скажу твоим девчонкам, чтобы нагрели воды. — Под девчонками она подразумевала седую уже кухарку Сетию и служанку Чисиру — та и впрямь была очень молода. — Заодно Мори тебе пришлю. И гляну, чего там у тебя осталось из трав и снадобий. Ничего стоящего, надо думать, — проворчала она, возвращаясь в своё привычное состояние. — Но ладно уж, обойдусь пока тем что есть. Завтра из дома нужное донесу. А вы с Мори тащите его, куда удумали. Точнее, Мори пусть тащит, он парень крепкий.

Последнюю фразу она произнесла уже на выходе. Скоро её шаги и шорох многослойных юбок, диковинных для иллиринцев, но обычных для её странствующего народа, смолкли за дверью.

Иннидис остался наедине с рабом. Тому наконец удалось приподняться, и теперь он покачивался, опираясь на согнутую в локте руку и смотря перед собой отупелым взглядом единственного глаза.

— Сейчас о тебе позаботятся, — сказал Иннидис, но у невольника его слова не вызвали ни малейшего отклика, он их словно и не услышал. Кажется, он вообще не понимал ни где находится, ни жив ли ещё. — Как тебя зовут? — сделал он ещё одну попытку, но снова не получил ответа.

Может, этот несчастный ещё и глух? Хотя, скорее всего, просто в полубессознательном состоянии и ничего не соображает.

Через несколько минут на пороге появился Мори. Хатхиши назвала его крепким, но на самом деле Мори был могучим. Настоящий великан с широченными плечами, узким тазом, мускулистыми руками и мощной челюстью. Однажды Иннидис даже просил его позировать для статуи Владыки огненных гор, хотя работа этого парня заключалась совсем в другом. Он был одновременно садовником, носильщиком, охранником, иногда помогал конюху с лошадьми, но всё успевал. Ведь сад был невелик, плодовые деревья в нём не требовали частого ухода, Иннидис владел всего тремя конями, а носить что-то приходилось далеко не каждый день.