Ви уже давно её не слышал — уснул, и женщина, конечно, прекрасно это видела, просто она любила поворчать. Иннидису от неё тоже нередко доставалось, даже в ту пору, когда она была рабыней. Хатхиши и тогда не отличалась сдержанностью и учтивостью, но именно из-за этого ему с ней было проще, чем с другими невольниками, которым довелось помочь.

Те смотрели на Иннидиса едва ли не с благоговением и были слишком ему признательны. От этого он чувствовал себя неловко, понимая, что не заслужил их благодарность, ведь он делал то, что делал, вовсе не ради них, а ради себя. Только бы приглушить сожаления о несделанном и несказанном когда-то давно, в ранней юности, и хотя бы на время унять муки совести из-за собственной трусости, из-за которой он невольно предал дорогого ему человека.

— Надо его покормить сразу, как проснётся, — сказала Хатхиши тихим мягким голосом, словно это не она только что громко возмущалась. Впрочем, такие переходы от горячности к спокойствию и наоборот были для неё обычны. — Ему сейчас надо есть почаще.

— Сетия запекла изумительную баранину под лимонным соусом. Сочная, жирная! Уверен, ему тоже понравится. Вряд ли когда-нибудь он такую вкуснотищу…

Под пристальным взглядом женщины Иннидис осёкся. Она смотрела на него, поджав губы, как смотрят строгие матери или няньки на провинившееся чадо.

— Драгоценный мой, да ты никак сдурел? Добить его хочешь? — выплюнула она. — Вот поэтому-то я к своим больным стараюсь никого не подпускать. А то оглянуться не успеешь, как такие вот помощнички наворотят такого, что потом поди исправь. — Она махнула рукой. — Сетия там для него похлёбку из протёртых овощей сделала, вот её и будет есть. А то выдумал — баранина! Ещё и жирная! Хочешь помочь, так лучше на этаж повыше его перетащи, в комнату получше, а то здесь и света мало, и духотища. От него уже грязи и вони быть не должно. — Будто чтобы проверить свои слова, Хатхиши склонилась над Ви так низко, что её седеющие чёрные волосы почти коснулись его лица. — Хотя нет, ещё немного пованивает, — пробормотала она.

— Я распоряжусь, чтобы для него подготовили другую комнату, — сказал Иннидис. — Одну из гостевых. Там как раз и тебе из своей ближе будет добираться.

Бросив последний взгляд на Ви, кивнув женщине, он вышел из подсобного помещения. Впереди оставался почти целый день, и этот день он хотел провести в своей мастерской, выполняя первый из двух заказов, за которые ему обещали хорошо заплатить.

Иннидис недавно как раз изрядно потратился: обновил материалы для работы, пригласил в Лиас столичную танцовщицу, которая почти месяц жила здесь, обучая Аннаису её любимым танцам, заказал для племянницы новые украшения, да и Ви хоть и обошёлся ему недорого, но вкупе со всем остальным сумма складывалась немалая. И это не считая привычных трат на содержание дома, лошадей, прислуги и не учитывая, что больше полугода он не брал заказов вообще, работая над своей «Мстительницей» — статуей разъярённой, неистовой женщины с растрёпанными волосами, хищным оскалом и зажатым в руке клинком.

Конечно, родители оставили неплохое наследство, и помимо того кое-что было вложено в морскую торговлю и в ювелирную лавку в Сайхратхе, однако он не хотел трогать ни наследство, ни прочие накопления. Большая часть из них должна достаться Аннаисе, когда она вырастет, и её потомкам, ведь сам Иннидис вряд ли когда-то обзаведётся детьми.

Видит Лаатулла, деньги сейчас были бы совсем не лишние. Но для этого нужно хорошенько поработать, ваяя и отливая очередной бюст очередного вельможи, а потом и очередную крылатую женщину, призванную украсить чей-то сад. Хорошо, что глиняная модель заказчика — Туррама Аххейты — ради изготовления которой тот приезжал в его особняк несколько раз, была уже готова. Оставалось её дошлифовать, и можно было из домашней мастерской перемещаться наружу, поближе к плавильной печи, и там при помощи воска и все той же глины довершить заготовку, которую после останется только залить бронзой.

Иннидис надеялся сделать это уже в ближайшие дни, после чего приступить ко второму заказу, довольно простому — его он тоже уже начал. Закончив же, вернуться наконец к своей «Мстительнице».

Он собрал волосы в хвост, чтобы не мешали, и приступил к работе.

***

Иннидис стянул с изваяния крылатой женщины накидку и осмотрел в последний раз, прежде чем показывать заказчику. Тот должен был вот-вот приехать, чтобы забрать статую, предназначенную, как выяснилось, для сада его сестры. После этого Иннидис наконец освободится для собственного творения: надо не забыть вознести дары Лаатулле, чтобы даровала сердцу воодушевление, уму проницательность, а рукам искусность. Небольшой домашний алтарь, где возжигались благовония, находился здесь же, на подворье, внутри большой мраморной беседки.

Туррам Аххейта забрал свой бюст ещё несколько недель назад и остался доволен. Из всей скульптуры ему особенно понравились малахитовые глаза с обсидиановыми ресницами и зрачками.

Удовлетворившись осмотром, Иннидис снова накинул на статую покрывало и в ожидании сел на бронзовый табурет, стоящий под оливковым деревом неподалёку. Утренний ветер, особенно ощутимый здесь, в тени, приятно холодил кожу и обдувал пот со лба, успевший выступить на солнце, пока Иннидис протирал готовую бронзу от следов пальцев и других разводов.

С противоположного конца небольшого сада доносилось мерное металлическое поскрипывание, постепенно ускорявшееся. Это Аннаиса, стоя ногами на сиденье качелей, раскачивалась все выше и быстрее, и юбка её широкого лилового платья мелькала за персиковыми деревьями, развеваясь, подобно крыльям.

Каждый раз, когда племянница качалась так сильно, Иннидис начинал беспокоиться, что она вот-вот упадёт, и каждый раз ему приходилось напоминать себе, что когда сам был мальчишкой, ещё и не такое творил — и ничего, жив остался. Правда, эти качели он давно хотел переделать: всякий раз думал пригласить мастера, но всякий раз почему-то откладывал. Слишком громоздкие, высокие и тяжёлые, они не слишком подходили для детей. На них не получалось раскачаться сидя — только стоя или с чьей-то помощью. Останавливались они тоже долго. Впрочем, Аннаиса обычно и не ждала полной остановки, а, подобрав юбку совсем не подобающим для юной госпожи образом, спрыгивала на землю, уворачиваясь от летящего вдогонку большого деревянного сиденья. Но иногда…