— Дядя Инни, останови меня! — крикнула племянница.

Да, иногда, как сейчас, она просила его придержать качели.

Иннидис вышел из тени оливы, миновал площадку с плавильной печью, пересёк подъездную дорогу и, пропетляв по выложенной камнем тропинке мимо тонких плодовых деревьев и мраморных статуй, приблизился к Аннаисе. Потихоньку придерживая качели то за сиденье, то за один из толстых стальных прутьев, на которых они висели, он приговаривал нудным голосом:

— Не надо было так сильно раскачиваться, Аннаиса, это небезопасно.

Кажется, он невольно подражал наставнику из своего детства. Наверняка это была не очень-то подходящая манера общения, но ничего иного в голову не приходило. Он плохо понимал, как правильно разговаривать с подрастающей девочкой.

Аннаиса вошла в его жизнь три года назад, а до этого он мало с ней общался, хотя видел часто — каждый раз при встрече с сестрой и зятем. После их гибели племянница жила в столице, у бабки по отцовской линии, но и та вскоре умерла — по старости. Из близких родственников, кроме Иннидиса, у Аннаисы оставался только дядя по отцу, но никто в здравом уме не доверил бы этому кутиле и пройдохе воспитание девочки, хоть даже он и стал основным наследником её бабки. Впрочем, Иннидис и себя не считал очень уж достойным опекуном, но другого не нашлось, вот он и взялся заботиться о ней.

В первое время даже не знал, как подступиться к племяннице и стоит ли затрагивать тему её родителей и их гибели или же обходить стороной, чтобы не травить душу. Сам он вспоминал сестру со светлой скорбью. Они всегда были дружны, и она всегда старалась подбодрить и поддержать его при размолвках с родителями. Удивительно, что, будучи младше его на два года, она обычно вела себя куда взрослее, мудрее и разумнее, чем он. К своему зятю — добродушному толстяку с весёлыми рыжими вихрами — он тоже всегда относился с теплотой и искренне печалился о его гибели.

Пока Иннидис раздумывал, как сделать так, чтобы Аннаиса скорее привыкла к новому месту и к нему самому, неугомонная и говорливая девочка сама заполнила собой весь дом и обложила Иннидиса бесконечными вопросами. Расспрашивала о своей матери и о нем, об их детстве и совместных проказах, о том, почему он живёт так далеко от столицы и правда ли, что одна из его статуй стоит в царском дворце.

Ох, если бы он сам знал, где сейчас та статуя…

Кажется, Аннаиса с первого дня почувствовала себя в новом месте так свободно, словно всю жизнь тут жила. Зато Иннидису, любителю тишины и спокойствия, поначалу казалось, будто он очутился на шумном постоялом дворе. Тем более что вместе с племянницей в его прежде малолюдном доме появились приходящие учителя, новая наставница — предыдущая отказалась покидать столицу, и личная прислужница девочки — молодая рабыня по имени Каита.

— Это разве сильно?! — отмахнулась беспечная девчонка, слезая с качелей. — Ты бы видел, как меня вчера Мори раскачал! Вот это было ух!

— Теперь буду знать, кого винить, если ты сломаешь себе шею.

Она хихикнула, тряхнув рыжими — в отца — волосами, собранными в несколько переплетённых друг с другом кос.

— Ты же не серьёзно, дядя, да?

Аннаиса сорвала с ближайшего дерева недозрелый персик, вгрызлась в него белыми зубами и так замерла, уставившись на дверцу в воротах.

Иннидис проследил за её взглядом: дверь, как и всегда, днём незапертая, медленно отворилась. Должно быть, приехал Мирран Заккий, подумал он и удивился, почему вельможа не попросил открыть ворота, чтобы заехать на повозке. Однако уже в следующий миг стало ясно, что это не заказчик явился, а незнакомец, похожий на охранника караванов или перегонщика рабов: плеть, заткнутая за пояс, короткий меч, лёгкий стёганый доспех и высокая повязка на голове, защищавшая от солнца.

Иннидис оттеснил племянницу и непроизвольным движением нащупал собственный кинжал на поясе, хотя посреди бела дня врываться со злым умыслом в городской дом знатного человека, да ещё и в одиночку, вряд ли бы кто посмел.

Незнакомец, по всей видимости, заметил его жест и поспешил поклониться.

— Господин Иннидис Киннеи? Молю простить за вторжение. Я Римал, помощник управителя на медной шахте Лиаса, желаю тебе всех благ.

— Приветствую, — откликнулся Иннидис, подходя ближе и ожидая продолжения.

Римал тоже шагнул вперёд и снова поклонился.

— Я пришёл повиниться перед тобой от лица нашего управителя, господина Аварса сына Таббрита. Наш управитель признает свою ошибку: недавно, где-то месяц с лишним назад, тебе привезли не того раба. Он готов забрать его обратно и вернуть уплаченные тобой деньги. Либо, если изволишь, можем привезти иного невольника вместо того, получше и поздоровее.

— Наконец-то! — воскликнул Иннидис, хлопнув в ладоши. — Я уж было решил, что ваш управитель никогда не одумается, и даже хотел напрямую жаловаться владельцу шахты. Насколько мне известно, о господине Линнете Друкконене ходит слава как о честном и благородном вельможе. Тем удивительнее, что его слуги всучили мне ни к чему не годного невольника. Но я готов извинить вас, если мои деньги вернутся ко мне прямо сейчас.

— Разумеется, господин. Уплаченная тобой сумма со мной, и даже больше. Я сейчас же тебе её верну, если позволишь, и увезу невольника.