— Я буду скучать, — сказала она.

Он сделал шаг назад.

— Увидимся через неделю.

Она смотрела ему вслед, в голове звучало эхо: «Я люблю тебя, Макграт».

Может, нужно было ответить? Но что хорошего принесет эта любовь? Он не принадлежал ей. Когда сожаление стало невыносимым, Фрэнки накинула капюшон и направилась к бараку.

Она открыла дверь и тут же вспомнила, о чем забыла из-за сегодняшнего наплыва.

Барб сидела на пустой койке Этель.

— Она уехала.

Фрэнки в мокром дождевике села рядом с Барб.

— Мы даже не попрощались.

— Она не хотела прощаний. Улизнула у нас за спиной. Сучка.

Таков был Вьетнам: люди приезжали, отрабатывали контракт и уезжали обратно. Счастливчики, как Этель, возвращались домой целыми и невредимыми. Кто-то устраивал вечеринки в честь отъезда, кто-то уходил тихо, ни с кем не прощаясь. Кто-то делал и то и другое. В любом случае однажды ты просыпался, а твоего друга больше не было рядом.

Война полна расставаний, большинство из которых обойдется без прощаний. Ты либо приходил слишком рано, либо слишком поздно.

Так было и с Финли.

Она попрощалась с ним задолго до того, как эти слова стали что-то значить. Для любимых людей времени всегда будет мало — эту истину она узнала на войне.

Всю следующую неделю шел дождь. Не жуткий тропический ливень, а постоянно капающий на нервы мелкий дождик. Даже посиделки в клубе почти сошли на нет. В такую погоду веселиться никому не хотелось.

Близилась полночь, Фрэнки в маске, перчатках, халате и шапочке зашивала рану. Рядом доктор, Роб Алдин из Кентукки, пытался спасти ногу молодой вьетнамке. Пока Джейми с женой отдыхал на Мауи, в госпитале осталось только два хирурга — для ежедневных «наплывов» этого было недостаточно. Ко всему прочему никем пока не заменили Этель, так что медсестер тоже не хватало. Своей очереди на операционных столах ждали четыре пациента, в приемном покое и предоперационной их было еще больше.

В ярком электрическом свете поблескивала коричневая кожа солдата, который под наркозом лежал перед Фрэнки.

Сделав последний стежок, она бросила окровавленные инструменты в лоток и сняла перчатки.

— Сейчас, рядовой Моррисон, я позову Сэмми и тебя отвезут в послеоперационную, — сказала она вслух, хотя пациент был без сознания.

Она услышала жужжание приближающегося вертолета. Доктор Роб встревоженно посмотрел вверх и встретился взглядом с Фрэнки. Силы были на исходе.

Всего одна вертушка.

— Слава богу, — сказала Фрэнки.

Роб вернулся к работе.

Двери палаты распахнулись, и вошла Барб, сразу за ней появились два санитара с пациентом на носилках.

— Нужен хирург. И ты, Фрэнки.

Посмотрев на Барб, Фрэнки поняла, что дело плохо.

Фрэнки вымыла руки и надела новую пару перчаток.

На солдате была окровавленная футболка и форменные брюки, обрезанные до бедра. Он потерял левую ногу пониже колена (санитар забинтовал кровоточащий обрубок), но это было ничто по сравнению с раной на груди.

Все лицо было залито кровью. Она повернула его жетон.

— Привет, капитан К…

Каллахан.

Джейми.

Она посмотрела в печальные глаза Барб.

— Мне жаль, — прошептала подруга.

— Его вертушку подбили, мэм, — сказал один из санитаров.

Фрэнки вытерла кровь с лица Джейми и увидела рану на голове.

— Роб! — закричала она. — Сюда. Быстро!

Роб осмотрел голову Джейми, затем перевел взгляд на Фрэнки:

— Он не выживет, Фрэнки. Ты сама знаешь. И у нас еще…

— Спаси его, док. Хотя бы попробуй. — Она сжала холодную, слабую руку Джейми. — Пожалуйста. Пожалуйста.

Глава одиннадцатая

Джейми лежал в неврологии, голый, прикрытый лишь простыней. Голова забинтована, виден только один закрытый глаз. Из ноздри торчит трубка. ИВЛ помогает дышать. Вжух-вжух. Другой аппарат следит за сердцебиением. Доктор Роб сделал все что мог. Он отошел назад и покачал головой:

— Прости, Фрэнки. Завтра я напишу его жене. Тебе надо попрощаться.

Фрэнки сидела у кровати Джейми, держала его руку. Ладонь была теплой, даже горячей — значит, инфекция уже распространилась по телу.

— Мы отправим тебя в Третий госпиталь, Джейми. Держись. Слышишь?

В голове все время крутился их последний разговор, его последние слова. Я люблю тебя, Макграт.

И тишина в ответ.

Боже, как ей хотелось сказать ему правду, поцеловать, всего раз, чтобы у нее осталось это воспоминание.