Шрифт:
Когда Альверон уехал, я раздала слугам задачи, а сама покинула дом, через дверь в прачечной.
Мой побег был временным. Тайная прогулка, опасность, щекочущая нервы, а в планах — возвращение домой. Я не собиралась убегать в неизвестность. Хотела вздохнуть, отвлечься от молчаливого гнёта. С собой я взяла лишь пару монет в суме и маленькую подвеску на цепочке.
Свобода пьянила.
Бродить по мостовой — блаженство. Никто не оборачивался, не смотрел в след, не показывал пальцем. На меня не обращали внимания. На площади горели флуоресцентные огни, магические кристаллы заменяли фонари и лампы. В самом центре торговцы разворачивали товары, зазывалы расхваливали ассортимент, бродячие артисты показывали чудеса пантомимы.
Возле храма плотники колотили деревянный помост.
— Что это? — стараясь изобразить мужской бас, спросила я у торговки книгами. — Там… праздник?
На прилавке любовные романы цвели, как тюльпаны в мае. Самыми яркими, расписными обложками. То, что в Ливеноре было не достать, здесь стелилось сорняком в поле.
— Ты что, с ума сошёл? — выгнула торговка пепельную бровь. — Казнь же! Мятежников-рецидивистов.
Эльфийка вела строгий товарный учёт. Макала перо в чернильницу и выводила суммы продаж на куске пергамента.
— Мятежников? — удивилась я.
— Хах, верно жена твоя тебя не посвятила, — хмыкнула дроу, приняв меня за женатого эльфа. — Преступников поймали. Непокорных мужиков, которых жёны в гаремах мало пороли. Они устроили покушение на уважаемого нашего канцлера, и, хвала Полнолунию, их гнусные делишки закончились провалом.
— Покушение? — воскликнула я, едва не позабыв понизить голос.
— Ты совсем молодой что-ли? — нахмурившись, эльфийка принялась вглядываться в сетку на моих глазах. — Да об этом же столица второй месяц гудит!
Её слова глубоко поразили меня. Вот ведь рядом столы и лавки. Народ сидит, забавляется, хмель льётся рекой, угощения разметают на торгу с прилавков. Едят, пьют, праздно беседуют в ожидании… казни?
— Ты литературу брать будешь? — махнула продавец на разляпистые книжонки и, не заметив пузырёк с чернилами, опрокинула аккурат на мой широкий рукав.
— Ох-х, — огорчилась я, глядя, как пятно расползлось нелепой тёмной кляксой.
Такую абстракцию самой не отстирать, а прачке отдашь — заподозрит.
— Ах ты, ротозей! — заорала вдруг на меня торговка. — Чернила мои пролил, пакостник. А ну-ка! Где твоя жена? Пусть добавит тебе к ужину плетей.
Прохожие вдруг заозирались. Кто-то остановился, предвкушая скандал.
— Простите, — поспешила ретироваться я и бочком попятилась в самую гущу толпы. — И-извините.
— Давай-давай, проваливай, — взвыла дроу. — От вас, от мужиков, одни проблемы!
Прогулка затянулась, пора было возвращаться в поместье. Я хотела повернуть назад, но не успела. Внезапно протрубил рог, горожане, как по команде, поднялись со своих мест и с ликованием направились к помосту. Миг — и меня вынесло толпой к самым первым рядам главного представления.
Казни.
Глава 4
Деревянная конструкция высилась над площадью, словно зловещий алтарь. За ней — острые шпили храма Богини Полнолуния, светящиеся на вершинах магическими огнями.
Тревога, повисшая в воздухе, сгущалась, как грозовая туча, но само небо оставалось ясным и звёздным, подёрнутым колдовской дымкой.
Справа к помосту подошла телега с лошадью. Вероятно для перевозки тел, чтобы после «представления» не портить добропорядочным эльфам настроение, а с ним и аппетит. Повозкой управляла эльфийка стальная и собранная, походившая на мертвеца под стать ремеслу. Она смотрела в одну точку, не моргая, и её серая кожа в свете фонарей отливала бледностью.
Ахнув, я машинально закрыла рот рукой. Махнула рукавом, выпачканном чернилами, и, кажется, размазала пятно ещё больше.
Вокруг плотным частоколом торчали макушки синих покрывал. Жутко одинаковых и жутко безликих. Один из истуканов, — ростом выше всех присутствующих, — повернулся ко мне, чтобы что-то сказать. Я видела, как колыхалось покрывало от его дыхания, но слов не расслышала. Лишь с ужасом глазела на окошко с сеткой, обращённое ко мне, и на всякий случай утвердительно кивнула.
Что бы он там ни сказал, моё дело кивать да помалкивать. Прикидывать в голове пути отступления назад к уютному креслу и чашке крепкого чая.
В мгновение мне стало дурно.
Страшно.
Страшно за то, что произойдет, и страшно оттого, что я — часть этой любопытной до чужого горя массы. Подобно змее, по коже пополз липкий, отвратительный страх и я попыталась протиснуться назад, повернуть домой, чтобы больше никогда не совершать безрассудств. Но толпа держала крепко, как в тисках.