— Это прекрасно, спасибо — искренне поблагодарила его я. И ведь правда, Франц вчера не дал мне даже прикоснуться к тушкам, пока они не стали более-менее напоминать полуфабрикат.

И каково же было мое удивление, когда парни вместе со мной начали упаковывать крупу, овощи, травы, а виконт вытащил какой-то аппарат на улицу, предварительно попросив меня замариновать мясо, все, до которого дотянуться руки. Оказалось, это была специальная коптильня.

— Сырое тащить с собой нет смысла, в лесу всегда можно подстрелить какую-нибудь живность или поймать рыбу в ручье, но копченое можно спокойно есть три дня, а значит, на три дня мы свободны от охоты, — пояснил он.

— А там уж и до столицы доберемся, — подбодрил меня Эрик, подавая соль. А когда я закончила с лучком, специями и соусом, наподобие гранатового, он и вовсе отодвинул меня от блюда и сам перемешал все ингредиенты. — Женские руки для такого слишком нежны, кожу разъест, — на что мне оставалось лишь покраснеть и отвернуться, пробормотав слова благодарности.

Даже кони почувствовали мою нервозность, Мьельнир гарцевал вокруг меня, пока я собирала им яблоки, а Леви время от времени бодал меня своей лобастой башкой, подставляя нос под ласку. Я гладила его шелковистую шерсть и уговаривала, что все будет замечательно, и что все равно им, рано или поздно пришлось бы отсюда уйти. Ведь я бы не смогла оставить их здесь.

Единственное, за что я переживала, так это за зеркало. За единственное, что связывало меня с Землей. Страшно было уходить и оставлять его тут, ведь доберутся победители войны до особняка или нет, я не знала. Хотя по сути уже внутренне смирилась с тем, что придется обживаться в этом странном мире и признаться себе, что я окончательно в нем застряла.

На рассвете через день после того, как Эрик мне сказал, что нужно уезжать, мы отправлялись в путь. Левиафан был категорически против того, что парни пытались приладить к нему все запасы, но я уговорила его, пообещав, что в первую очередь мы будем есть провизию с его «горба», но что Нир презрительно фыркнул и был тут же одарен укоризненным взглядом друга.

Мужчины сначала с недоумением посмотрели на джинсы, но когда я предложила им поехать боком или в платье, то согласились, что может и не совсем прилично, зато удобно.

— А вообще я видел дам в брюках, — заметил примирительно Франц, когда мы переходили небольшой ручей. — Не в таких, как у вас, свободнее, но, кажется, они входят в моду.

— Мода дама не постоянная и, как ни странно, цикличная, — вспомнила я вдруг историю нарядов Земли.

— Какая интересная мысль, — задумался Ясен. — А вы правы, у меня есть портрет бабушки, там у нее очень оригинальная прическа и знаете, я стал часто видеть девушек с подобной. А вот вы ходите с распущенными волосами или собираете их в хвост. И сейчас это считается… возмутительным.

— Правда? — искренне удивилась я, так как на картинах видела многих дам со «свободной гривой».

— Да, к сожалению, — поравнялся со мной Эрик, мы выехали на берег. — Ее высочество Азария не любила шиньоны и сложные нагромождения на голове, говорила, что у нее ощущение, словно шпильки протыкают ей голову, а сетки не дают думать, и потому тяжело переносила официальные приемы, где нужно было соблюдать традиции во внешнем виде. После ее побега женщины стали строже, даже в какой-то момент начали считать, что свободная одежда и прически приводят к дурным поступкам.

— Глупость какая, это же не она изменила. Ведь получается, что если у мужа родился сын, то он ее не любил? Я немного не разобралась в данном вопросе. Как так вообще вышло?

— Алиса, — с некоторой укоризной посмотрел на меня Франц, — подобные вопросы не принято обсуждать.

— В смысле? Серьезно, если у высшей аристократии дети рождаются только в любви, и такая любовь случается только раз, то, как вышло так, что родился бастард? Не понимаю. И почему это нельзя обсудить?

— Виконт имел ввиду, что это непринято обсуждать в компании, где есть и мужчины, и женщины, — мягко произнес Эрик. — Да и королевская семья все-таки…

Я прикусила язык. И правда, это не мой двадцать первый «просвещенный» век, где простые обыватели видели британскую принцессу в нижнем белье. Но все же этот вопрос меня мучал, точно мне жизненно важно было разъяснить для себя этот момент.

— И все же…

— Да откуда вы, такая… Такая, — взорвался странно покрасневший барон.

— Какая? — повернулась я к нему.

— Не знающая! — выпалил он и спрятался за спину Францу.

— Ханжа, — проворчала я.

— Вот были бы вы мужчиной, я бы вас уже на вторую дуэль вызвал бы, — возмутился Ясен, выглядывая из-за плеча виконта.

— А кто такой ханжа?

— Моральный формалист и лицемер, — пожала плечами я.

— Что? Да как вы себе позволяете…

— Ясен, вы применяете двойные стандарты, говоря, что подобные темы не могут обсуждаться между мужчинами и женщинами, но подразумеваете, что просто между мужчинами это происходит легко и непринужденно, — Франц захлопал в ладоши, рассмеявшись.

— Браво, таких как вы, Алиса, не хватает в столице, просто глоток свежего воздуха из честности и наивности.

— Трудно понять, ты мне комплимент сделал или дурой назвал? — если честно даже если знаешь историю на отлично, говорить, как аристократ не станешь, даже как современный, не то, что вот эти. Хотя надо заметить, что речь их проста, но они и не придворные, и даже до них мне далеко.