Я никак не мог оторвать взгляда от её лица. Глаша выглядела хрупкой, почти прозрачной, как будто её тело отдало все силы на эту борьбу. Но в уголках её губ уже виднелось что-то вроде намёка на улыбку — будто во сне она чувствовала, что самое страшное позади.

За окном вновь ослепительно сверкнуло и грянул гром. Стекла испуганно задрожали от удара. Дождь усилился, струи воды хлестали по подоконнику, но мне вдруг стало тепло и уютно. Пусть всего лишь на какое-то мгновение, но я почувствовал себя по настоящему счастливым. Однако, вопросы остались…

«Он не будет обычным ребёнком», — эти слова крутились в голове, пульсируя и переплетаясь вместе с тревогой и странным, щемящим предвкушением. Что это значит? Будет ли он похож на нас с Глашей? Или на него — на прародителя с его жёлтыми глазами и тенью, которая жила собственной жизнью?

Я откинулся на изголовье кровати и закрыл глаза. Усталость накрыла меня волной, но сон не шёл. Вместо этого перед глазами снова всплывали обрывки увиденного: разрыв в реальности, океан древней силы, пальцы Вольги, искривленные в жесте, который явно не принадлежал «обычной» человеческой магии.

А ещё — этот запах. Тина и медь. И это непонятное: кровь Ящера получила свою жертву… Что это было? Чего мы еще не знаем? Я вздрогнул, когда Глаша шевельнулась во сне и невнятно пробормотала что-то. Её рука непроизвольно легла поверх моей, всё ещё лежавшей на её животе.

— Всё будет хорошо, — прошептал я, хотя сам и не был до конца в этом уверен. Но одно я знал точно — наш мир только что изменился. И теперь мы будем ждать и беречь нашего ребёнка.

К утру мне тоже удалось задремать. Пусть и немного, но я отдохнул и привел себя в какой-никакой, а порядок. Разбудил меня, как ни странно, мой мертвый дедуля, а не поднявшаяся раньше Глафира Митрофановна. Когда я открыл глаза и увидел перед собой «слегка» порченную разложением физиономию дедули, я чуть было не залепил по ней «воздушным кулаком».

— Напугал, старый чёрт! — выругался я, сумев удержать на кончиках пальцев едва не сорвавшееся заклинание. — Чуть не зашиб же тебя спросонья!

— Ну, не зашиб же! — отмахнулся от моего колдовства, как от досадного недоразумения, Вольга Богданович. — Да и не прошибёшь ты меня этим «кулаком», — опознав развеянный конструкт, презрительно поморщился он. Отчего его и без того страшная физиономия, стала еще отвратительнее.

Но я уже к этому привык, так как пользоваться мороком дедуля пока отказывался — типа, невместно настоящему воину-князю прихорашиваться, словно красной девице. Я потихоньку продолжал его уговаривать. Ведь если я устрою свою базу в Пескоройке, некоторых сотрудников нашего нового «энергетического ведомства» к такому с кандачка не подготовить.

Дедуля же между тем тяжело «вздохнул» (так-то мертвые не дышат) — звук получился сухим и потрескивающим, будто в его мумифицировавшихся легких пересыпался песок.

— Давай, просыпайся, внучек! — Он ткнул в меня костлявым пальцем, от которогоу меня по всему телу побежали мурашки. — Дело есть.

Я сел на кровати, огляделся — Глаши рядом не было.

— Да не ищи — ненаглядная твоя уже в трапезной. Ей сейчас питаться за двоих надо!Это ты можешь спокойно дрыхнуть, когда у твоего родного дедули к тебе неотложное дело… — Покойник наклонился ко мне, и я почувствовал идущий от него запах сырой земли и старой крови.

— Какое еще дело? — Я тряхнул головой, стараясь сбросить сонное оцепенение. — Тебе вчерашнего мало было?

— Вот, а я-то не в курсе! Невестка сказывала, что ночью сам прародитель к вам заявлялся.

— Заявлялся… — Я вздохнул, и вкратце пересказал события ночного происшествия.

Дедуля слушал, не перебивая, лишь его мутные мертвые глаза, будто светящиеся изнутри изумрудным огнем, сузились, когда я упомянул слова прародителя: «Он не будет обычным ребенком».

— Хм… — Проскрипел он наконец, почесывая треснувшую сухую кожу на подбородке. — Оно и без того понятно было, но чтобы так… Значит, говоришь, чуть не родила вчерась наследника?

— Если бы не прародитель — то и родила б! — Я резко поднялся с кровати, чувствуя, как тревога снова начинает разъедать спокойствие, вернувшееся с рассветом. — Только Глашу мы, наверное, потеряли бы…

— Кровь Ящера пробудилась… — Дедуля покачал головой и повернул ко мне лицо. В его взгляде я прочитал нечто среднее между гордостью и тяжелым предчувствием. — И получила жертву…

Я замер. В комнате вдруг стало тихо, что стало слышно, как одинокая муха бьётся в стекло. Я продолжал молчать, ожидая продолжения. Но и мертвый старик молчал, по-стариковски пожевывая сморщенными губами.

— И что это значит, дед?! — не выдержал я затянувшейся паузы.

— Это значит, что наш род… не просто возрождается, а пробуждается, возвращаясь обратно к истокам! — голос дедули стал глухим, словно доносился из глубокой пещеры.

Я почувствовал, как холодная дрожь пробежала по спине. Вот только еще каких-то «истоков» нам не хватало!

— Какого рожна ты мне загадками голову морочишь?! — меж тем рявкнул я, сжимая кулаки. — Говори прямо! Что за «жертва»? Что за «истоки»? Что за «пробуждение»?