— Почему он растёт так быстро? — выпалил я. — Он так может убить свою мать!

— Она простая смертная, а ребенок не может ждать, — проскрипел он в ответ. — Кровь Ящера взывает к нему. Торопит. Рядом каждое мгновение умирают люди. Тысячи и тысячи смертей будоражат его силы…

Глаша вскрикнула резче прежнего, а её живот на этот вздулся ещё сильнее, едва не прорывая кожу.

— Нет! — Я бросился к своей любимой, но тень метнулась быстрее. Холодные пальцы духа древнего чародея схватили меня за запястье и буквально отбросили в сторону.

— Не путайся под ногами, внучок! Твоих сил не хватит, чтобы остановить это…

И я понял — не просто так прародитель явился нам в комнату, и не просто так пообещал свою помощь. Мне пришлось вцепиться в комод, чтобы не упасть, когда комната внезапно качнулась, словно палуба корабля в шторм.

— Что… что происходит? — прошептала Глаша, ее лицо было мокрым от слез и пота. Вольга Всеславич не ответил. Он уже склонился над невесткой, а его полупрозрачные руки легли на её раздувшийся живот. От прикосновения древнего волхва кожа жены начала… светиться. Сначала слабым голубоватым отсветом, потом все ярче, пока не стала похожа на пергаментный фонарь с бьющимся внутри пламенем.

— Дед, что ты…

— Тихо! — рявкнул он, не отрывая взгляда от живота. — Не под руку… Сейчас тебе будет очень больно, девочка моя, — предупредил Вольга Всеславич, и в его голосе впервые прозвучало что-то вроде жалости. — Но ты должна сама пережить это…

Глаша застонала, ее тело выгнулось в неестественной судороге. Ослепительная вспышка света разрезала тьму, и мир на мгновение словно бы раскололся. Комната заполнилась грохотом, будто где-то рядом рушились скалы. Я упал на пол, оглушённый и ослеплённый.

Последнее, что я увидел перед тем, как комната взорвалась ослепительным светом — как прародитель моего рода разорвал, как мне показалось, саму ткань пространства своими скрюченными пальцами, и сквозь эту дыру хлынул настоящий океан силы — незнакомый, древний, и пахнущий отчего-то тиной и медью.

Когда зрение вернулось, передо мной предстало нечто странное — Глаша парила в воздухе! Её тело, всё ещё изогнутое в мучительной судороге, медленно вращалось, омываемое потоком силы, призванной духом прародителя. Вольга Всеславич стоял рядом, его тень теперь казалась плотнее, почти материальной. Руки предка были подняты в странном ритуальном жесте, а глаза — яростно горели.

Комната наполнилась густым ароматом полыни и мокрого камня. Прародитель распахнул руки, и его тень вдруг вытянулась по стенам и побежала по потолку. Глаша ахнула — её живот теперь был обвит синеватыми прожилками, пульсирующими в такт её учащённому сердцебиению. Она содрогнулась, её тело напряглось в последней мучительной судороге — и вдруг… всё затихло.

Воздух в комнате стал тяжелым, словно перед грозой. Её живот, ещё секунду назад будто готовый лопнуть, начал медленно опадать. Кожа, растянутая до предела, постепенно возвращалась в нормальное состояние, а пугающие выпуклости под ней исчезли, будто их и не было.

— Что… вы сделали? — прошептала Глаша, вернувшись обратно на кровать.

Вольга Всеславич отступил на шаг, его жёлтые глаза сузились:

— Кровь Ящера получила свою жертву, а ваш малыш — успокоился. Его время действительно ещё не пришло.

Я подбежал к жене и осторожно обнял её за плечи. Её тело дрожало, но боли уже не было — только глубокая, неестественная усталость.

— Значит, наш ребенок не родится сегодня? — Я не мог этого не спросить.

— Нет, — старый волхв провёл ладонью по воздуху над животом Глаши, и я увидел, как под её кожей на мгновение вспыхнул слабый золотистый свет. — Он не будет сильно спешить…

— Но почему?

Дух чародея покачал головой, и в его голосе вдруг прозвучало что-то вроде досады:

— Он силён, твой сын. Даже сильнее, чем я ожидал. Но даже ему нужно время, чтобы… обуздать свою природу.

Глаша закрыла глаза, под которыми пролегли тёмные тени. Её дыхание выровнялось — она заснула.

— Он будет обычным ребёнком? Или…

— Обычным? — Вольга Всеславич усмехнулся, не дав мне договорить. — Нет, и это ты уже не сможешь изменить! — С этими словами тень начала растворяться, будто утренний туман.

— Подожди! — Попытался я получить ответ и на этот вопрос. — А что нам теперь делать?

— Ждать, — прозвучал уже почти неслышный шёпот. — И беречь его…

А потом дух прародителя ушел. Комната снова наполнилась обычными звуками — поскрипыванием половиц под моими ногами, шумом дождя за окном… и ровным дыханием Глаши, которая, наконец, спокойно спала. Я осторожно положил руку на её живот, в котором спал наш сын.

Живот под моей ладонью была теплый и «гладкий», никаких следов, как и повторения ужасных событий не я не наблюдал. Только легкое пульсирование — слабый, но уверенный ритм жизни ребенка внутри моей любимой.