Эмоции, наполнявшие его голос, были мне хорошо знакомы. Я и сама часто их испытывала.

Мой народ боролся за то, чтобы вернуться домой, в то время как Саммерина оторвали от дома. Повстанцы хорошо к нему относились, но он совсем не говорил на их языке. Жизнь Саммерина, как и у всех здесь, превратилась в монотонную череду сражений, изувеченных тел и поспешных ночных переносов лагеря.

– Ты скучаешь по дому, – прошептала я.

– Я многое оставил на родине. Пациентов, клинику. Семью.

В груди больно кольнуло чувство вины.

– Я позабочусь о том, чтобы ты вернулся к родным.

Саммерин наградил меня легкой полуулыбкой. Она ясно говорила о том, что он ценит мое обещание, но не до конца в него верит.

Но я твердо решила, что сдержу слово и не остановлюсь на полпути.

– Просто на все нужно время, – продолжила я. – Как однажды сказал мне один мудрый человек: создавать труднее, чем рушить.

Уголок рта Саммерина дернулся: целитель понял, что к нему эхом вернулись собственные слова.

– Полагаю, – произнес он, – дело того стоит.

Боги, как же я надеялась, что это правда.

К странным снам я уже привыкла, но сейчас видела что-то иное. Оно началось как сон и закончилось так же. Но в промежутке между началом и концом случилась катастрофа.

Только что я сидела на заросшей цветами лужайке и наблюдала за знакомой, чуть перекошенной влево улыбкой – безусловно, это сон, – и вот уже мир разваливается на куски, будто зрение, слух, осязание, обоняние и невидимые силы, удерживающие их вместе, разом лопнули.

Я оказалась вывернута наизнанку. Где-то далеко, но физическое расстояние тут ничего не значило. Я не могла даже измерить охватившую меня боль. Во мне столкнулись тысячи разных мгновений.

Я находилась в красивой незнакомой комнате, которую ненавидела. Смотрела в потолок, хватая ртом воздух.

И в то же время я металась в ловушке, запертая в четырех белых стенах с орнаментом. Колотила по ним кулаками, вены жгло огнем, но я не могла выбраться.

Момент единения длился всего несколько секунд, даже меньше, но мир после него остановился. Я видела Макса. Я узнала бы его присутствие где угодно, а тем более глядя на мир его глазами.

Нужно вернуться. Нужно добраться до него. Я пыталась обуздать сносящий все на своем пути поток магии, пыталась направить его в нужное русло, но он не подчинялся. Извращенный, гнилой поток, он бессмысленно несся во всех направлениях сразу, не разбирая дороги. Поток, что-то непоправимо сдвинувший в мире. Я пыталась позвать Макса по имени, но лишилась и голоса, и языка. Какую бы рану ни нанесли глубинным слоям мира, она стала только шире. Наконец поток смыл и меня.

– Тисаана.

Я не хотела просыпаться, не хотела прерывать сон.

Сон ли? Все выглядело таким настоящим. Я снова потянулась к магии, нащупывая корни, связывающие меня с запредельным миром, выискивая Макса.

Безуспешно.

– Тисаана.

Я резко открыла глаза и дернулась. Наконец мне удалось разглядеть Ишку. Стояла ночь, и мою палатку освещал единственный фонарь.

Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.

– Ты опоздал, – наконец выдавила я.

– Извини.

Он подошел к кровати, и я села. Мерцающий свет фонаря выхватил из темноты золотистые волосы и золотистые глаза, оставив в тени все остальное, и поначалу фейри походил скорее на привидение, чем на живое существо.

И все же, когда он подошел ближе, что-то в его виде показалось мне до странности человеческим. Я моргнула, прогоняя остатки сна:

– С тобой все в порядке?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь… грустным.

– Устал. – Уголок его рта слабо шевельнулся. – Последние сто лет выдались непростыми.

Это шутка?

У меня внезапно разболелась голова, и я помассировала виски. Мир вокруг лениво покачивался. Я была практически уверена, что не удержусь на ногах, если решу встать.

– Где ты был? – спросила я.

– С тобой что-то не так.

Ишка редко задавал вопросы – в основном утверждал.

– Мне приснился странный сон.

– Сон.

По тону его голоса сразу становилось понятно, что он имеет в виду.

– Нужно быть осторожнее, – продолжил он. – Ты не знаешь, способен ли король дотянуться до твоей глубинной магии. Мы не можем рисковать…