— Двести... и я дам вам в придачу пучок зелени! — наконец сдался торговец.

Хана победоносно улыбнулась, и я понял: этот ребенок в будущем мог бы вести переговоры о разоружении между сверхдержавами. И, скорее всего, ушла бы с них с парой-тройкой атомных подлодок в качестве бонуса.

У прилавка с морепродуктами, где лежали серебристые тушки скумбрии, Хана, склонившись над ними с видом патологоанатома, выдала:

— Дедушка, посмотрите на эту рыбу! У нее слишком грустные глаза. Она явно умерла не своей смертью, а от сердечной тоски. Возможно, её разлучили с семьей прямо перед... — она сделала театральную паузу, — ...смертью! Как можно продавать рыбу, которая пережила такую душевную травму?! Мой бедный братец-хирург, он такой чувствительный, его рука дрогнет, если он узнает, какую боль пережила эта рыбка! Это же отразится на его работе!

Продавец, пожилой мужчина с выцветшим фартуком, только моргал, совершенно ошеломленный таким напором. Он пытался что-то возразить про свежесть и утренний улов, но Хана уже перешла в наступление.

— А эти водоросли! — воскликнула она у следующего лотка, указывая на пучок ярко-зелёных водорослей с видом эксперта. — Они недостаточно зеленые. Мой братец — человек науки, ему нужны идеальные цвета. Такая блеклость может вызвать у него цветовую слепоту, а это катастрофа для хирурга! Представьте, он перепутает сердце с ну допустим почкой! Разве вы хотите, чтобы такое произошло из-за ваших водорослей?

Я уже даже устал краснеть, бледнеть и зеленеть от стыда, решив, что в этом приюте, видимо, не знают такого слова «стыд». Так что приняв свою судьбу, я лишь стоял с лицом настоящего мучаника, которое мне даже не пришлось изображать.

Продавец водорослей, женщина с хитрыми глазами вдруг побледнела. Она что-то пробормотала про "особую скидку для такого чудесного доктора" и почти силой впихнула нам полкило водорослей по цене одного пучка.

У торговца фруктами, который с самого начала казался подозрительно весёлым, Хана обнаружила, что яблоки недостаточно красные.

— Дядюшка, — начала она трагическим шепотом, — эти яблоки… они слишком идеальны, — Хана на секунду замолчала, и я понял, что она не знает, что придумать. Затем в ее глазах вдруг зажегся странный огонек и она продолжила: — Их глянцевый блеск и совершенно ровная форма это неестественно! Если мой братец хирург съест такой идеальный фрукт, это может вызвать у него ощущение неполноценности, и он начнёт сомневаться в своих силах! А хирург, сомневающийся в своих силах, это же катастрофа!

Торговец, до этого улыбавшийся во все тридцать два зуба, медленно вытер пот со лба. Он даже не знал, что придумать в ответ на такое бредовое заявление, и лишь продолжал охать и ахать. В итоге продавец, все-таки, сдался, и мы получили целую корзину яблок по цене пары штук.

В какой-то момент, когда Хана уже направлялась к следующему прилавку, я, спеша за ней и одновременно складывая яблоки в пакет, резко развернулся и в кого-то врезался. Чей-то пакет с апельсинами полетел на землю, и оранжевые бока фруктов раскатились по грязной брусчатке. Черт, опять. Кажется, врезаться в людей — моя новая суперспособность.

— Простите, я... — начал было я, готовясь к очередной порции стариковской ругани, и поднял глаза.

И замолчал.

Передо мной стояла она. Та самая девушка-фельдшер. Только сейчас на ней был не форменный костюм, а легкое летнее платье нежно-голубого цвета, которое так шло к ее темным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке. Несколько прядей выбились и обрамляли ее лицо, на котором было написано искреннее удивление. Без вечной усталости и тревоги, которые я видел на ее лице во время вызовов, оно было поразительно красивым. Правильные, тонкие черты, большие карие глаза, в которых сейчас плясали смешинки, и родинка над верхней губой.

— Доктор Хаос? — улыбнулась она, и я понял, что стою и пялюсь на нее с видом полного идиота.

— А, эм... здравствуйте, — выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. — Простите, я сейчас все соберу.

Я неуклюже присел на корточки, пытаясь собрать апельсины, и она присела рядом. Наши пальцы случайно соприкоснулись, когда мы потянулись к одному и тому же фрукту. Я отдернул руку, как от огня. Господи, Шпаков, тебе уже туча лет, ты профессор медицины, а ведешь себя как пятнадцатилетний школьник!

— Спасибо, — сказала она, когда мы сложили все апельсины обратно в пакет. — Меня, кстати, Йосано Акико зовут.

— Акомуто Херовато. Хотя, вы, наверное, и так знаете, — усмехнулся я. — После моих «подвигов» мое имя, наверное, уже пишут на стенах, правда, в общественных туалетах.

Она рассмеялась, и смех ее, как бы банально это не прозвучало, был как звон колокольчиков.

— Ну, не в туалетах, но говорят о вас много, это правда. Вы очень смелый. Или очень сумасшедший. Я пока не решила.

— Я и сам пока не решил, — честно признался я.

Этот неловкий момент был прерван громкими возгласами, и тут за моей спиной материализовались мои церберы.

— Братец! — звонко прокричала Хана. — О, а это кто? Твоя подружка? Какая красивая!

Я почувствовал, как кровь снова приливает к лицу. Акико хихикнула, вежливо улыбнулась и поклонилась.

— Здравствуйте.

— Ох, какая милая девушка! — вмешалась тетушка Фуми, окинув Акико таким оценивающим взглядом, каким обычно смотрят на тунца, решая, достаточно ли он свеж для сашими. — Акомуто, ты что же, не представишь нас?