— Отсюда поподробнее, — бесстрастным тоном произнесла Бержер.

— На следующий день после начала «игры» он получил распоряжение — якобы с самого верха, разумеется, — согласовывать тексты всех своих проповедей и зазубривать отредактированные варианты слово в слово. И, видите ли, я адаптирую эти тексты специально под его психопрофиль. А также вставляю по паре абзацев, содержание которых перекликается с его достижениями в поисках «клада». Когда до него дойдет… Ну, вы понимаете.

— Знатный будет цирк, — Бержер поморщилась.

— Но есть еще кое-что, — тон Элизе сделался вдруг очень серьезным.

— Так?

— Неделю назад я отправила запрос по нашему другу в «Яньло». В ответ, как обычно, поначалу вывалилась груда бесполезного мусора, но после фильтрации я нашла нечто… как бы это сказать… выдающееся. Наш клиент был фигурантом «Дела восьми».

Они встретились глазами: жгучий взгляд Бержер столкнулся с холодными сапфирами глаз Элизе.

— Что? — переспросила Бержер.

— Судя по всему, он был тем самым поставщиком «живого товара», сдавшим всех своих клиентов. Поэтому ему позволили сбежать, сменить имя и легализоваться… Взгляните? — Элизе протянула планшет начальнице.

Нахмурившись, Бержер пробежала страницу, перелистнула, просмотрела вторую, а затем, прочистив горло, выдала эпитет, от которого брови Элизе заметно поднялись. До сих пор она полагала, что знает весь словарь нортэмперийской нецензурщины…

— И вот это вещает у нас о морали, — проговорила Бержер. — Прислали подарочек…

— Как мне удалось выяснить, его биографией на прошлом месте не особо интересовались. А потом, когда он доинтриговался, разговор с ним был совсем коротким.

— А насколько вы уверены, что речь именно о нем, а не о ком-то еще?

— Процентов на девяносто пять, — ответила Элизе. — Есть мизерная вероятность, что кто-то пытался его подставить, но…

— Понятно, — Бержер вернула планшет. — Пять процентов — не так мало.

— Какие будут указания, капитан?

Бержер на мгновение задумалась.

— Так и быть, дайте ему понять, что если он посмеет выползти за флажки, ему припомнят прошлые художества. Посмотрим на его реакцию.

— Это будет бонусом к его гран-при.

Бержер и Элизе продолжали неотрывно смотреть друг на друга. На губах обеих медленно расцвели холодные понимающие улыбки.

— Я вами горжусь, Элизе, — вдруг посерьезнев, произнесла Бержер. — Постарайтесь сохранить минимальную деликатность: мне бы не хотелось опять выписывать нового говоруна. Лучше уж этот, но только чтоб сидел как мышь под шваброй.

— Сделаю все возможное, — ответила Элизе. — Разрешите идти?

— Идите. Доброй ночи.

Когда за Элизе закрылась дверь, Бержер снова подошла к окну. Разглядеть что-либо в сером молоке было практически невозможно, но тем лучше: слишком многое занимало ее ум, чтобы отвлекаться…

Посередине дороги догорала легковая машина.

— Что за дьявольщина, — пробормотал водитель, увидев это зрелище.

— Не останавливайтесь, может быть засада, — ответил Виктор, прикидывая, чем обороняться в случае нападения.

— Может. Только какой смысл ее тут устраивать… И где «соколы», мать их, они ведь должны тушить…

— Если не сами и подожгли, — сказал Виктор.

— Грхм, — отозвался водитель и вполголоса выдал нецензурную тираду.

Они объехали полыхающий остов по обочине и продолжили движение.

— Интересно, что это такое было, — проговорил водитель, когда огонь скрылся из виду.

— Наверное, просто горящая машина, — откликнулся Виктор.

— Просто… Проще некуда.

— «Через триста метров поверните направо», — вклинился в «беседу» женский голос из навигатора.

— Будет сделано, моя строгая госпожа, — криво усмехнувшись, ответил водитель.

Два медбрата при помощи водителя и Виктора занесли Антона на носилках в его квартиру и уложили на кушетку; подцепили капельницу для внутривенного питания, подключили мониторы мозговой и сердечной активности. Появилась сиделка — низкорослая девица, смуглая и кареглазая, со следами ожогов на левой щеке и обеих руках. Огромные глаза были как будто постоянно вытаращены, но взгляд при этом казался остановившимся и зеркально-непроницаемым. Говорила она быстро, голос был нервно-звенящим. Складывалось ощущение, что она пребывает в постоянном напряжении и всех боится, но очень старается это скрыть. Однако голос выдавал ее.

Один из медбратьев, короткостриженый носатый детина, вся фигура и все черты лица которого были какими-то прямоугольными, подробно расписал сиделке, что к чему. В одном месте она уверенным тоном возразила ему; медбрат попытался поспорить, но тщетно. Тогда он ухмыльнулся и сказал Наталии, указывая на сиделку: «Соображает, а?»

Наталия только хмуро кивнула.

— Марианна, — отрекомендовалась сиделка, резко протянув Наталии руку. Та пожала ее, назвав свое имя; затем представила и Виктора.