Ибить-тву-мать... Вот правду говорят, пока не сдохнешь — твою гениальность не оценят.

— Эти права у него не отнять, — продолжал Доброжелатель. — Он уже выдвинул ультиматум. Он хочет получать сто процентов от всех твоих доходов в реале. И ставит невероятные условия для своего аватара...

— Так он после всего не теряет права на оцифровку? — удивился я.

— Нет. С чего бы? Как это у вас говорится, мухи — отдельно, котлеты — отдельно. За оцифровку заплачено. Правил он не нарушил... Правил, собственно, не так много. Самоубийцы и убийцы не оцифровываются ни при каких обстоятельствах. Вернее, оцифровка-то происходит, но если человек кончает с собой — его аватар здесь попросту сотрут, не активировав. То же если он кого-то убьёт. Если это будет доказано.

Тут Доброжелатель как-то странно на меня посмотрел.

— Ну? — подбодрил я его. — Чего там, с доказательствами-то?

Но Доброжелатель не спешил. Он всё смотрел на меня и смотрел. Потом спросил:

— Мёрдок, меня беспокоит то, что ты никак не отреагировал. Я сказал, что твой родной брат тебя убил — а ты просто это проглотил, молча.

— Когда я ем — я глух и нем. Матушка так научила.

— Похвально с точки зрения этикета, на который ты кладёшь хрен каждую секунду. Мы ведь уже не первый день знакомы, Мёрдок. Если ты не реагируешь — значит, это откладывается у тебя внутри. Тебе нужна...

— ...помощь, — перебил я. — Ага, знаю. Уже хожу к психологу.

— Видел. Уже выдвинул предложение о лицензировании деятельности. А то в твоём исполнении это превращается в очередной аттракцион для Мёрдока. Наверху прислушались. Но, скорее всего, психологи будут работать из реала.

— Правильно, — согласился я. — Оттуда ж виднее, как нам тут живётся.

— В том и дело, что нет! — воскликнул Доброжелатель и даже встал. — Психолог не должен тебе сопереживать, не должен проявлять эмпатию. Его работа — слушать тебя и осторожно направлять твои мысли в сторону... в нужную сторону, в общем.

— Ладно, не звезди, — отмахнулся я. — Давай по делу. Сколько человек можно на квест-то взять? Я ж один, небось, не вытяну.

Той ночью я решил заночевать в одну каску у себя дома. Сандре чего-то на**здел. Настроение было — ну вот вообще никого видеть не хотелось. Да и то — кому ж приятно бабе каждую ночь показывать, что у тебя кукуха не на месте в плохом смысле слова?

Сумасшествие должно быть контролируемым и продуктивным! А пока никакого контроля нет, нужно изолировать себя от общества. По возможности. Моё счастье — я особо общество не предпочитаю, поскольку сам по себе — исключительный и самодостаточный.

В общем, вошёл в тихий дом, закрыл дверку, порубал, чем бог послал, да и попёрся спать. Даже не прибухнул. Для чистоты эксперимента посмотрим, как без бухла спаться будет.

А спалось хреново. Зато к часу ночи две песни сочинил, одна другой шизовее. Потом вроде сморило...

— Ванюша!

— Матушка!

Мы бежали навстречу друг другу по виндовской «Безмятежности». Я плакал от счастья, вытягивал руки вперёд...

Но вот пространство странно исказилось, и я пробежал мимо моей мамы. Остановился, обернулся и увидел, как она, присев на корточки, обнимает мелкого пацана с моим лицом.

— Ванечка, малыш, а где же твой братик?

Малыш только что улыбался, но вдруг лицо его словно окаменело. На нём появилась кровь.

Пацан развернулся на сто восемьдесят градусов, как заикающийся волшебник в первом Поттере.

На затылке у него было второе лицо. Такое же.

— Я здесь, мама! — сказал пацан.

— Ну, слава богу.

Мама обняла его.

— Алё! — заорал я. — Мама, я тут! Я! Тут! Он убил меня!

Мама не обернулась. Только Федькино лицо у неё над плечом оскалило зубы.

Стук раздался сзади. Я обернулся и увидел лес. Фред мерно махал топором, рубя здоровенную сосну.

— Иногда гуляю, — сказал он. — Просто хожу по городу. Хожу и хожу. Когда не работаю.

Тук. Тук. Тук.

— Я люблю топор.

Я повернул голову и увидел сидящую на пеньке Дриаду Сью. Она была голая. Босые ноги поставила на лезвие двустороннего топора и страстно облизывала полированную рукоятку.

— Обожаю топор.

Тук. Тук. Тук...

***

Я проснулся, потому что свалился с кровати. А может, свалился, потому что проснулся.

Вот вштырило, а... Так и запишем: без бухла легче не становится. А если не становится — так какой смысл тогда понижать качество жизни?

Не найдя внятного ответа на этот важнейший вопрос, я достал из инвентаря бутылку и начал было пить...

Тук-тук-тук.

— Сука! — заорал я, обливаясь и плюясь вискарём. — Х*й, б**дь...

И тут до меня дошло, что стук доносится со стороны окна. Я встал, морально настроив себя на то, чтобы увидеть там рожу брательника, но увидел внезапно рожу Ника.