— А Воланд — это?..

— У-у-у, Ник, да ты необразованный. Ты чего, классики не разумеешь?

— А, понимаю. Это — опять какая-то история, — сдедуктировал умный Ник. — Ладно, оставим пока. Честно говоря, вы делаете очень серьёзные успехи, Мёрдок. Обычно на то, чтобы чётко осознать проблему, уходит как минимум два сеанса.

— Это потому, что я охеренно крутой, — скромно сказал я. — А чё там формулировать-то? Почему за один сеанс не успевают?

— На первом обычно люди не раскрываются, — посетовал Ник. — Тяжело доверить сокровенное постороннему человеку. И даже близкому человеку — всё равно нелегко.

— Пф! Дык, я ж — творческая личность. Нам, отморозкам, похренам. Когда песню пишешь — всю душу наизнанку выворачиваешь. Работа такая. Рутина, ёп.

Я достал бутылку, поднёс её к губам, и тут Ник как-то так выразительно откашлялся, как будто заболел. Я посмотрел на него. Потом на бутылку. Убрал.

— Х*й с тобой, золотая рыбка, потерплю. Но тариф уже на два умножился.

— Об этом мы поговорим позже, — сказал Ник. — Мне не даёт покоя вот какой вопрос. Если вы настолько полноценно и глубоко понимаете свою проблему — почему же вас терзают кошмары? Обычно плохие сны — это результат подавленных переживаний. Но у вас, как вы сами говорите, всё на поверхности, вы ничего не скрываете.

— Нормально. Я, значит, пришёл к тебе, чтобы выяснить, сх*я ли у меня кошмары, а ты меня спрашиваешь: «Э, Мёрдок, а сх*я ли у тебя кошмары?» Этак ты, Ник, вообще все деньги про**ёшь за один сеанс и хоромы свои на меня перепишешь. Давай-ка кончай филонить, работай уже. А то я заскучаю и дрочить начну. Или себе, или тебя. Тебе один хер не понравится.

Ник долго молчал. Я от нехрен делать попытался представить, как переводчицкая система попыталась увязать в контексте «дрочить» и «один хер», а потом подать это иностранцу в удобоваримом виде. Бля, бедная система... Да переведи ты уже как «фак ю» и не парься!

— Боюсь, что проблема глубже, — сказал Ник. — Значит, мы пойдём глубже.

— По маленькой? — обрадовался я.

— Никакого алкоголя! — жестоко обломал меня Ник. — Расскажите о вашем детстве. Я думаю, что эти устойчивые образы маленького мальчика — имеют значение. Что вам запомнилось из раннего детства?

— Кгхм... — Я почесал нос. — Ну как тебе сказать, братуха... Детство как детство. Мамка на работе всю дорогу, мы с братом вдвояка отвисали лет, наверное, с четырёх. Во, помню, на семилетие мамка нам приставку задарила — «Сега». И мы с братаном рубились. В «Мортал комбат» третий окончательный. Ну, там, фаталити, бруталити — все дела. Я Федьку нагибал со страшной силой. Тогда он психанул и перестал со мной рубиться. Начал рубиться в одну каску, семь потов сошло, пока до главака добрался. Тот его и ё**ул. Я потом взял джойстик — чисто приколоться — и выбрал Нуб Сэйбота, как щас помню. И, знаешь, попёрло. Схема-то простая. Сначала дымком, а потом подбегаешь и с ноги ему — раз-раз-раз-раз! Повторить. Я, короче, всех гну, а Федька рядом из штанов выпрыгивает и кричит, что так нечестно. Я ему: «Х*ли нечестно-то, дебил? Это ж драка, тута за**ярить главное!» А он не отдупляет. Но потом я забил, неинтересно мне стало. Мамка так-то меня за старшего оставляла. Ну, я смекнул, что Федька от приставки далеко не отойдёт, и начал на улицу сваливать. Бутылки по помойкам собирал, мыл, сдавал. Всё копейка лишняя...

Так, сам не заметив, я пустился в воспоминания о своём солнечном детстве.

В целом, сеанс хорошо прошёл, душевно, мне даже понравилось. Под конец только Ник впечатление испортил. Мало того что не заплатил ни**я — так он ещё и с меня хотел денег взять.

Совсем дурак, что ли?

Пришлось немного побушевать. Окна побить, статуи поронять. На картины Дерека рука не поднялась. В общем, так себе расстались.

Сандра, причём, меня же виноватым и назначила, дура. Надулась, как мышь на крупу.

— И сортир твой я сегодня же снесу!

— Хрена лысого ты мой сортир снесёшь, — сказал я. — Свой — сноси, если ума нет. А мой сортир — моя крепость.

— Заставляешь из-за тебя краснеть!

— Ну и красней себе, в чём проблема? Сексуально смотрится.

— Дебил! — взвыла Сандра и реально покраснела.

И посмотрела мне тут же в область ширинки. Там наметилась реакция.

— Кошмар, — прошептала Сандра. — Животное. Я сама рядом с тобой деградирую.

— Ты деградируй как-нибудь побыстрее, — попросил я. — А то мне одному скучно. Ладно, чего там у нас дальше в культурной программе?

Сандра, всё ещё дуясь, достала свиток, развернула его и вчиталась.

— Так... Сегодня у нас понедельник. К психологу сходили...

— Он мне, кстати, ещё и должен остался, — вставил я.

— Мёрдок, прекрати!

— Ни*уя себе «прекрати»! Я сколько на него времени потратил!

— Дальше у тебя кабак.

— Правильно, надо прибухнуть.

— Я о работе!

— Прибухнуть и поработать, — согласился я. — А завтра у нас — вторник...

— Вот насчёт вторника, Мёрдок, давно хотела поговорить. Это обязательно — устраивать каждую неделю невменяемый дебош?

Ответить я не успел, потому что в этот самый момент навстречу нам попалась лошадь. На лошади сидел Иствуд. Но большая часть Иствуда была не видна. В основном бросалась в глаза сидящая впереди лохматая деваха в полупрозрачной блузке и с выражением таким мечтательным, будто под клофелином. От Иствуда я видел только руки, держащие поводья, шляпу и голову.

— Привет, Мёрдок, — сказала голова из-под шляпы.

— Привет, Иствуд, — сказал я и, не придумав другого объяснения увиденному, спросил: — Таксуешь?