— Ты что здесь делаешь?

— Я хочу играть!

— Ты с ума сошел, это невозможно!

— Пожалуйста. Мне хочется просто один раз сыграть матч.

Джиллиан Невилл объездила на машине весь Оук-Парк. Пыталась дозвониться Патрику, но тот не отвечал. Пошла к Гольдманам, но оказалась перед запертой дверью: все семейство отправилось на матч.

После третьей четверти Гиллель переговорил с Вуди и объяснил ему ситуацию. Ему пришла в голову одна мысль. Вуди в перерыве поговорил с остальными игроками. Потом знаком подозвал Райана, ресивера легкого телосложения, и подробно рассказал, что тот должен делать.

Джиллиан вернулась домой. По-прежнему никого. Ее охватила паника, она разрыдалась.

До конца матча оставалось пять минут.

Райан попросился уйти с поля.

— Мне надо в туалет, сэр.

— Потерпеть не можешь?

— Простите, правда никак.

— Живо!

Райан вбежал в раздевалку и отдал свою майку и шлем поджидавшему Скотту.

До конца игры оставалось две минуты. Тренер чертыхнулся на Райана, наконец-то вернувшегося из раздевалки, и велел занять свое место. Бендхэм так сосредоточился на игре, что ничего не заметил. Игра пошла. Райан как-то странно перемещался по полю. Тренер кричал ему — никакой реакции. И вдруг вся его команда сошла с ума и выстроилась треугольником. «Вы что творите, черт бы вас побрал!» — заорал Бендхэм.

А потом Гиллель крикнул: «Пошли!» Он увидел, как Вуди встал на место ресивера, рядом с Райаном. Мяч перешел к «Диким кошкам», Вуди принял его и отдал Райану. Все игроки выстроились вокруг Райана, а тот побежал по полю в сопровождении всей команды, защищавшей его.

Стадион на миг онемел. Игроки команды противника в полном замешательстве смотрели, открыв рот, как по газону движется плотная человеческая масса. Скотт пересек зачетную линию и положил мяч на землю. Потом воздел руки к небу, снял шлем, и весь стадион взревел от радости.

— Таааааачдааааун «Диких кошек» из Баккери! Победа! — донесся вопль комментатора из громкоговорителей.

— Это самый счастливый день в моей жизни! — ликовал Скотт, танцуя по полю. Игроки столпились вокруг него, подняли и понесли. Тренер Бендхэм на миг замер, не зная, как реагировать, а потом расхохотался и присоединился к сотням голосов, восторженно выкрикивавшим имя Скотта и требовавшим совершить круг почета. Скотт побежал, посылая толпе воздушные поцелуи, приветствуя всех. Он пробежал половину поля и почувствовал, что сердце выпрыгивает из груди. Дышать становилось все труднее, он попытался успокоиться, но воздуха не хватало. Он задыхался. И вдруг рухнул на землю.

Двадцать восьмого марта 2012 года Александра покинула Бока-Ратон и вернулась в Лос-Анджелес.

В день отъезда она оставила у меня на пороге конверт. Лео видел, как было дело, и постучался ко мне:

— Упустили вы свою подружку.

— У меня нет подружки.

— У вашего дома останавливался большой черный кроссовер, и она положила вам на крыльцо этот конверт.

Он протянул его мне. На конверте значилось:

— Понятия не имею, кто такой Маркикетик, — сказал я.

— А по-моему, это вы, — ответствовал Лео.

— Нет. Это ошибка.

— А-а. Ну тогда я вскрою.

— Не смейте!

— Но вы же говорите, это не вам письмо?

— Дайте сюда!

Я взял у него из рук конверт и распечатал. Внутри лежала просто бумажка с номером телефона; я сразу догадался, что телефон — ее.

— Зачем она оставила свой телефон? А главное, зачем было класть его мне под дверь? Она же знает, что сюда может заявиться любой журналист, может ее увидеть и даже забрать конверт?

— Бедненький Маркикетик, — произнес Лео, — какой же вы зануда.

— Не зовите меня «Маркикетик». И я вовсе не зануда.

— А кто ж вы еще? Женщина, миленькая как не знаю что, совершенно потеряла голову, потому что помирает от любви к вам и не знает, как еще это до вас донести.

— Она меня не любит. Это было раньше.

— Вы что, издеваетесь? Вы врываетесь в ее жизнь, спокойную и уютную, устраиваете вселенский хаос, она решает сбежать и, несмотря ни на что, перед отъездом сообщает, как с ней связаться. Вам картинку нарисовать, что ли? Мне за вас тревожно, Маркус. Вы, похоже, вообще ничего не понимаете в любовных историях.

Я взглянул на листок, который держал в руке, и спросил Лео:

— И что мне теперь делать, мистер сердечный доктор?

— Звонить ей, дубина стоеросовая!

Я не сразу решился ей позвонить. А когда, собравшись наконец с духом, позвонил, ее телефон был недоступен. Наверно, сидела в самолете, летела в Калифорнию. Через несколько часов я предпринял вторую попытку; во Флориде было уже поздно, но в Лос-Анджелесе вечер только начинался. Она не ответила. Она перезвонила сама. Я снял трубку, но она молчала. Мы долго сидели у телефона, не говоря ни слова. Наконец она произнесла: